с Меггери. Это вовсе не значит, что она и ее команда поступили правильно. Но уж лучше так, чем когда в тебя стреляют без всякой причины, потому что ты оказался досадной помехой и подходящей мишенью для гаусс-пушек. Я могу ненавидеть ее, – кивнул он на Фуру, – но это лишь десятая часть того, что я чувствую к этим мерзавцам, ведь они даже не попытались вникнуть в ситуацию, не говоря уже об извинениях.
– И с вами, и с нами поступили несправедливо, – сказала Фура. – Вы пострадали больше всех, капитан Верранвелл, и я признаю свою долю вины. Думаю, вы тоже слышали ту трещальную передачу, – похоже, говорил командующий эскадрой.
– Ты о юном джентльмене, у которого есть идеи, не подобающие его положению?
– Я бы не стала называть его джентльменом.
– И я не стану. – У Верранвелла слабо блеснули глаза, как будто наконец у него и Фуры нашлось нечто общее, основа, на которой в других обстоятельствах могла бы зародиться дружба. – Однако он далеко не бездарен, раз добился такого поста.
– Как бы ни был талантлив этот тип, для меня он все равно что тряпка, которой вытирают обувь. Мы с сестрой слушали его через череп – да, ваш череп. Он недурной костянщик и по совместительству мелкое дерьмо.
Рутер запустил пальцы в свою шевелюру там, где лежала седая полоса.
– Я его через череп не слушал, но мы, костянщики, по возможности обмениваемся новостями.
– Продолжай, парень, – сказал Верранвелл.
– В последний раз, когда мы были в порту, я узнал, что некий молодой человек быстро поднялся в службе охраны торговых путей. Он необычайно уверен в себе, и его волнует только карьера. Говорили, что он уже обзавелся врагами среди сослуживцев и не только. Парень идет по головам, и ему плевать, что его не любят. Очень здорово разбирается в гаусс-пушках, навигации и тактике, но это еще не все: он еще и костянщик, причем блестящий, умеет и просто посылать, и давить, выжимая нужную информацию. – Рутер прикусил губу, на мгновение пожалев о своей откровенности. – Вероятно, это ерунда, сэр; мне не стоило выпендриваться, пересказывая слухи.
– Наверное, в этих слухах что-то есть, мальчик, – сказал Верранвелл, и в его голосе было больше доброты, чем убежденности.
– Как его зовут, знаешь? – резко спросила Фура.
– Может, и слышал, но надо покопаться в памяти; я лишь запомнил, что этот разумник бывает очень хладнокровным и презирает себе подобных, а все прочее выкинул из головы.
– Вот и молодец. – Верранвелл похлопал Рутера по плечу.
– Что ж, мы сошлись во мнениях насчет этого субъекта, – сказала Фура. – Если эскадрой командует он, нет сомнений, что она и дальше будет действовать так, словно в Собрании нет единого для всех закона. Мне бы хотелось, Рутер, чтобы ты вспомнил его имя.
– Если вспомню, скажу.
– Хорошо. И я надеюсь, что все вы согласитесь: раз этот выскочка и впрямь контролирует ситуацию, нам придется позаботиться друг о друге, чтобы выжить, не говоря уже о восстановлении справедливости.
– И что именно ты предлагаешь? – спросила Коссел. – Ты, кровожадная