а Манд начал делать плавные жесты от нас к экрану.
– Просит рассказать им всё! – воскликнул я. – Они хотят знать по картинкам, кто мы такие и как сюда попали.
Маракот кивнул Манду, показывая, что мы поняли, и начал было „рисовать“ картинки нашего путешествия, но тут Манд прикоснулся к его руке и прервал рассказ. По его знаку слуги унесли экран, и атланты жестами пригласили нас следовать за ними.
Здание было огромное, и мы долго переходили из одного коридора в другой, пока наконец не пришли в большой зал с сиденьями, возвышающимися амфитеатром, как в университетской аудитории. Сбоку стоял экран – такой же, какой мы только что видели, только побольше. Лицом к нему сидели люди; их было около тысячи человек, и при нашем входе раздался одобрительный шёпот. Здесь были мужчины и женщины всех возрастов. Мужчины все бородатые, женщины постарше имели весьма почтенный вид, а девушки блистали красотой. Мы лишь мельком могли взглянуть на толпу. Нас усадили в первом ряду, а Маракота поставили на кафедру перед экраном. Потом огни угасли и был дан сигнал к началу.
Маракот прекрасно восстанавливал в своём воображении сцены пережитого. Сперва мы увидели, как наш корабль выходит из устья Темзы, и ропот удовольствия прошёл по рядам при виде настоящего современного города. Потом появилась карта, на которой был отмечен наш путь. Затем показалась стальная кабинка, и по оживлению в зале ясно было, что её уже видели. Кабинка опускалась всё глубже и глубже. И вот появился чудовищный рак, погубивший нас.
– Маракс! Маракс! – закричали зрители при появлении чудовища.
Ясно, что они знали и боялись его. Но вот чудовище стало перетирать канат, и раздались крики ужаса, перешедшие в вопль, когда канат оборвался и кабина полетела в бездну. Рассказывая целый месяц, мы не объяснили бы всё так подробно, как за получасовую лекцию-демонстрацию.
Когда зажёгся свет, вся аудитория собралась подле нас, проявляя знаки симпатии и удовольствия, похлопывая нас по плечу, всеми силами стараясь дать нам понять, что они нам рады. Нас по очереди представили некоторым старшинам. Но они отличались от всех остальных лишь знаниями и мудростью, иных различий между ними, казалось, не было, и одеты все были примерно одинаково. У мужчин были короткие, до колен, шафрановые туники с поясами; обуты они были в высокие сандалии из упругого чешуйчатого материала, вероятно из кожи какого-то морского животного.
Женщины живописно драпировались в розовые, синие, зелёные одежды и были украшены нитками жемчуга и мелких перламутровых раковин. Многие были так прекрасны, что на земле невозможно было бы найти им равных. Там была одна… Но зачем вмешивать мои личные чувства в рассказ, представляющий общественный интерес? Скажу лишь, что Мона – единственная дочь Манда, одного из вождей народа, и что с самой первой нашей встречи я прочёл в её взоре симпатию и сердцем почуял, что и она поняла моё восхищение её красотой. Пока больше ничего не буду говорить об этой прелестной девушке. Достаточно сказать, что новое, сильное чувство вошло