белом! Неужели не было возможности говорить о мисс Фэрли и обо мне, не вызывая воспоминаний об Анне Кэтерик и не ставя ее между нами, словно рок, избежать которого нет надежды?
– Скажите, как мне оправдаться перед мистером Фэрли за нарушение нашего договора? И после того как он примет мои извинения, скажите, когда мне уехать? Я обещаю безусловно повиноваться вам и вашим советам.
– Время не ждет, – ответила мисс Холкомб. – Вы слышали, как я говорила утром о понедельнике и о необходимости приготовить красную комнату. Гость, которого мы ожидаем в понедельник…
Дождаться конца ее фразы было выше моих сил. Открывшаяся мне истина и воспоминания о выражении лица мисс Фэрли и ее поведении за завтраком без труда объяснили мне, что гостем, которого ожидали в Лиммеридже, был ее будущий супруг. Я попытался сдержать себя, но что-то во мне всколыхнулось в тот миг, с чем я не мог совладать, и я перебил мисс Холкомб.
– Позвольте мне уехать сегодня же, – сказал я с горечью. – Чем скорее, тем лучше.
– Нет, не сегодня, – возразила она. – Единственная причина, на которую вы можете сослаться перед мистером Фэрли, чтобы объяснить ваш отъезд до истечения срока договора, – это то, что совершенно непредвиденное обстоятельство вынуждает вас просить его позволения немедленно возвратиться в Лондон. Вам следует подождать до завтра и объявить ему это после утренней почты, тогда он припишет внезапную перемену в ваших планах полученному из Лондона письму. Противно и постыдно прибегать к обману, даже самому безобидному, но я слишком хорошо знаю мистера Фэрли: если он заподозрит, что все это выдумки, он вас не отпустит. Поговорите с ним в пятницу утром, потом займитесь (в ваших собственных интересах, дабы не испортить впечатление в глазах вашего хозяина) неоконченной работой, постарайтесь оставить дела в полном порядке и уезжайте отсюда в субботу. И для вас, мистер Хартрайт, и для всех нас времени будет достаточно.
Прежде чем я успел заверить мисс Холкомб в том, что она может рассчитывать на мое строгое следование ее воле, мы оба вздрогнули, заслышав приближающиеся шаги. Кто-то из домашних искал нас. Я почувствовал, как зардели и тут же снова побледнели мои щеки. Могло ли третье лицо, быстро приближающееся к нам в такое время и в таких обстоятельствах, быть мисс Фэрли?
Я испытал облегчение – так горестно и безнадежно изменилось мое положение, – истинное облегчение, когда особа, прервавшая наш разговор, появилась у входа в беседку, и я увидел, что это только ее горничная.
– Можно попросить вас на минуту, мисс? – сказала торопливо и взволнованно девушка.
Мисс Холкомб спустилась к ней, и они отошли от беседки на несколько шагов.
Я остался один. С безнадежной грустью, описать которую я не в силах, размышлял я о предстоящем возвращении в мое уединенное лондонское жилище, к одиночеству и отчаянию. Мысли о моей доброй старенькой матери и о сестре, которые так радовались моему месту в Камберленде и которых