добротной шерстяной материи Луизе на зимние платья. Мадам Жели не отличалась предусмотрительностью, а Луизе хотелось, чтобы зимние платья были готовы к концу августа. Никто не знает, какая будет погода, рассуждала она, и, если внезапно похолодает, мне будет не в чем выйти из дому. С прошлой зимы Луиза сильно вытянулась. Не то чтобы я собиралась выходить зимой, но, возможно, вы возьмете меня с собой в Фонтене, повидаться с вашей матушкой, говорила Луиза, а Фонтене за городом.
Кто-то подошел к двери.
– Входи, Луиза, – сказала Габриэль, но никто не вошел.
Служанка Катрин укачивала плачущего младенца. Габриэль сама подошла к двери, держа в руках шляпу. За дверью стояла незнакомая девушка. Она посмотрела на Габриэль, на шляпку и отступила назад.
– Вы уходите.
– Могу я вам помочь?
Девушка оглянулась:
– Можно мне войти? Всего на пять минут? Это прозвучит странно, но я уверена, слугам велели за мной следить.
Габриэль посторонилась. Девушка вошла, сняла широкополую шляпку, тряхнула темными волосами. На ней был синий льняной жакет, подчеркивавший осиную талию и гибкий стан. Она застенчиво провела рукой по волосам, подняла подбородок, поймала в зеркале свое отражение. Внезапно Габриэль почувствовала себя приземистой, дурно одетой, недавно родившей женщиной.
– Вероятно, – промолвила она, – вы Люсиль.
– Я пришла, – сказала Люсиль, – потому что все ужасно и мне отчаянно хочется об этом поговорить, а Камиль сказал, что вы добры и великодушны и я непременно вас полюблю.
Габриэль передернуло. Какой низкий, презренный трюк: после того как он похвалил меня, могу ли я высказать ей, что о нем думаю? Она положила шляпу на кресло.
– Катрин, сбегай наверх и скажи, что я задержусь. А потом принеси лимонад. Сегодня жарко, не правда ли?
Люсиль посмотрела на нее: глаза как полуночные фиалки.
– Итак, мадемуазель Дюплесси, вы поссорились с родителями?
Люсиль оперлась на кресло:
– Отец расхаживает по дому, повторяя: «Неужели в наше время отцовскую власть не ставят ни во что?» Говорит нараспев, словно читает заупокойную мессу. Сестра повторяет за ним, заставляя меня хохотать.
– Это правда? Отцовская власть для вас ничто?
– Я верю в право не повиноваться властям, если они заблуждаются.
– А что говорит ваша мать?
– Ничего. Она успокоилась. Знает, что мы состоим в переписке. Делает вид, будто не знает.
– Какое неблагоразумие.
– Я оставляю письма там, где она может их прочесть.
– Это не приносит вам обеим ничего хорошего.
– Только плохое.
Габриэль покачала головой:
– Я вашего поведения не одобряю. Я никогда не перечила родителям. И никогда их не обманывала.
– Но вы согласитесь, что женщина имеет право выбирать себе мужа? – страстно промолвила Люсиль.
– Соглашусь, но нельзя забывать о благоразумии. Неблагоразумно связывать судьбу с мэтром Демуленом.
– О,