их выговорить, и теперь Маугли не грозит никакая опасность в джунглях: ни змея, ни птица, ни зверь не станут вредить ему.
– И, значит, ему некого бояться! – Балу вытянулся во весь рост, с гордостью похлопывая себя по толстому мохнатому животу.
– Кроме своего племени, – шепнула Багира, а потом громко сказала Маугли: – Пожалей мои рёбра, Маленький Брат! Что это за прыжки то вниз, то вверх?
Маугли, добиваясь, чтобы его выслушали, давно теребил Багиру за мягкую шерсть на плече и толкал её пятками. Оба прислушались и разобрали, что он кричит во весь голос:
– Теперь у меня будет своё собственное племя, и я буду целый день водить его по деревьям!
– Что это за новая глупость, маленький выдумщик? – спросила Багира.
– Да, и бросать ветками и грязью в старого Балу, – продолжал Маугли. – Они мне это обещали… Ай!
– Вуф! – Большая лапа Балу смахнула Маугли со спины пантеры, и, лёжа между передними лапами медведя, Маугли понял, что тот сердится. – Маугли, – сказал Балу, – ты разговаривал с Бандар-Логами, Обезьяньим Народом?
Маугли взглянул на Багиру – не сердится ли и она тоже – и увидел, что глаза пантеры стали жёстки, как два изумруда.
– Ты водишься с Обезьяньим Народом – с серыми обезьянами, с народом, не знающим Закона, с народом, который ест всё без разбора? Как тебе не стыдно!
– Балу ударил меня по голове, – сказал Маугли (он всё ещё лежал на спине), – и я убежал, а серые обезьяны спустились с дерева и пожалели меня. А другим было всё равно. – Он слегка всхлипнул.
– Жалость Обезьяньего Народа! – фыркнул Балу. – Спокойствие горного потока! Прохлада летнего зноя! А что было потом, детёныш человека?
– А потом… потом они дали мне орехов и всякой вкусной еды, а потом взяли меня на руки и унесли на вершины деревьев и говорили, что я им кровный брат, только что бесхвостый, и когда-нибудь стану их вожаком.
– У них не бывает вожака, – сказала Багира. – Они лгут. И всегда лгали.
– Они были очень ласковы со мной и просили приходить ещё. Почему вы меня никогда не водили к Обезьяньему Народу? Они ходят на двух ногах, как и я. Они не дерутся жёсткими лапами. Они играют целый день… Пусти меня, скверный Балу, пусти меня! Я опять пойду играть с ними.
– Слушай, детёныш! – сказал медведь, и голос его прогремел, как гром в жаркую ночь. – Я научил тебя Закону Джунглей – общему для всех народов джунглей, кроме Обезьяньего Народа, который живёт на деревьях. У них нет Закона. У них нет своего языка, одни только краденые слова, которые они перенимают у других, когда подслушивают, и подсматривают, и подстерегают, сидя на деревьях. Их обычаи – не наши обычаи. Они живут без вожака. Они ни о чём не помнят. Они болтают и хвастают, будто они великий народ и задумали великие дела в джунглях, но вот упадёт орех, и они уже смеются и всё позабыли. Никто в джунглях не водится с ними. Мы не пьём там, где пьют обезьяны, не ходим туда, куда ходят обезьяны, не охотимся там, где они охотятся, не умираем там, где они умирают. Разве ты слышал от меня хотя бы слово о Бандар-Логах?