можно было и в базарный день на любой ярмарке, если повезёт, однако чтобы наскрести на целых пять золотых, любой местный крестьянин должен был месяца полтора таскать мешки на мельнице как батрак, весь сезон охотиться только на пушного зверя или даже заточить свой топор и выйти на большую дорогу.
Прошло совсем немного времени, а рядом с местом, где проходило это состязание, собралась уже почти вся деревня. Люди толпились, подпрыгивали и давили друг другу на плечи. Никто не хотел пропустить момент выстрела. К толпе деревенских подошли и остальные цыгане из табора, музыканты, акробаты и даже дрессировщики оставили своего медведя пристёгнутым цепью к деревянному столбу посреди круга, чтобы посмотреть, зачем это весь народ собрался в одном месте.
Однако по какой-то причине русоволосый парень не спешил стрелять. Вставив стрелу хвостовиком в тетиву, он прижал её указательным пальцем к древку лука и теперь легонько прощупывал её оперение. То было самое обычное гусиное перо, не особо короткое, зато довольно узко подрезанное, чтобы стрела не могла лететь на большое расстояние, но с лёгкой руки била точно в цель. Лук, из которого он должен был стрелять, скорее всего был сделан из ясеня и на ощупь тоже не представлял собой ничего особенного: цельное дерево и простая льняная тетива. Такие луки могли сыграть хорошую службу в ополчении, но не в стрельбе по мишени.
– Пусть стреляет!
– Стреляй уже! – доносились из толпы недовольные выкрики, но парень даже не стал натягивать тетиву в ответ. Видя, что недовольство нарастает, толстый цыган ещё раз свистнул на толпу и заорал басом:
– Ти-и-хо-о!!!
Народ снова ненадолго умолк, а толстяк отошёл от парня ещё подальше, туда, где стояли все цыганские кибитки, и уже оттуда крикнул ему:
– Стреляй!
В этот раз парень не стал медлить. Ловким движением он быстро натянул лук. Затем почему-то снова испытующе дёрнул головой в правую сторону, потом ещё раз, будто хотел уловить какой-то звук, и в мгновение ока сделал свой выстрел…
Толпа не сразу поняла, что произошло…
Несколько мужиков впереди почти одновременно выругались матом, после чего у какой-то деревенской бабы прямо в толпе началась истерика. А один из местных ребятишек, снующих то там, то сям, застыл на месте от неожиданности, из-за чего другой наткнулся на его спину и упал на землю.
Русоволосый парень медленно опустил повязку с глаз.
Толстый цыган стоял на своём месте, точно неживой, со стеклянными глазами и побелевшим лицом, что не могло не выделяться на фоне его широкого тёмно-багрового живота. Дышать он почти не смел, кисти рук у него еле заметно дрожали, а по всему телу выступила мелкая испарина. За спиной у цыгана в дощатой стенке обоза торчала выпущенная парнем стрела. Наконечником стрела некрепко вошла в древесину, но своим оперением всё ещё торчала из большой и круглой серьги в ухе цыгана. Что в прямом смысле слова пригвоздило его за это самое ухо к