место, куда отправляют «изношенных».
Вирус накрыл всех без разбору – молодых, старых, здоровых и больных. Встраиваясь в ДНК, он какие-то болезни излечил, а какие-то оставил. Например, онкологию «законсервировал» – не исчезает до конца, но и не убивает. Ушибы и ссадины заживают очень медленно. Кости могут срастаться годами, раны болят и долго-долго восстанавливаются. Да, перед нами вечность, можно и подождать. Но эта вечность полна муки. Истечь кровью невозможно – сворачивается почти моментально. Можно умереть от голода и жажды, мумифицироваться, но достаточно ввести питание, как функции восстанавливаются, во всяком случае физиологические. Привет, воскрешение! Всё это крайне неприятные процессы. А обезболивающие помогают очень слабо.
Остались инвалиды и старики, психи и всякие отбросы общества. Людей, «поизносившихся» в процессе жизни, отправляют на содержание государства, в санатории. Ходят слухи, что на них проводят опыты.
О сбежавшем сотруднике санатория зомбоящик трубил весь месяц. Его искали, как военного преступника, прочёсывали окрестности. А он скрывался здесь, в моём дворе. Прятался на чердаках, воровал еду. Интуиция у него просто нечеловеческая, только сегодня что-то пошло не так.
***
– Я заметал следы. Даже отпечатки пальцев свёл, – Серый гордо трясёт пальцами с ожогами на подушечках. Точно, псих. – Документы сменил.
Явно ждёт моей реакции. А я не знаю, как реагировать.
– Машенька, – раздаётся из спальни родной голос.
Просветления у бабушки бывают редко, и я стараюсь поймать каждую такую секунду. Поэтому срываюсь с места и несусь к ней. Она гладит меня по голове. Так же, как тогда, восемь лет назад. И каждый раз я возвращаюсь в те дни.
***
Идти к людям было не самым умным решением. Не знаю, Бог ли вёл, Дьявол или отцовская шизофрения, но после долгих блужданий по лесу мы набрели на купол. Он испугал нас, только идти дальше было невозможно – мама с трудом держалась на ногах. Отец постучал в дверь.
Нас встретил человек, упакованный в белый скафандр. Скафандры я видела в книгах и приняла его за космонавта. А человек, увидев маму, вдруг оживился. Отца позвали подписать какие-то бумаги. Он стоял среди этих скафандров будто голый – такой беззащитный и смешной в своём домотканом свитере, кожаных штанах и босиком. Тогда меня в первый и последний раз кольнула жалость к нему.
Что он увидел в бумагах, я не знаю, но неожиданно взбесился и совершил свою вторую ошибку. В порыве ярости он сорвал с головы «космонавта» шлем. Наверное, думал, что так убьёт учёного. Но спецкостюмы защищали не их. Вирус жизни сорвался с губ бессмертного и мгновенно убил маму и брата. А отец убил надежду человечества на изучение последних незаражённых.
Если бы он сделал это чуть-чуть позже, моя история могла быть совсем другой. Мальчик (а это был именно мальчик) уже родился бы, и тогда, скорее всего, вирус лишь немного замедлил его развитие. Мама могла остаться в живых.
Отца, понятное дело, сразу же изолировали, а меня принялись исследовать.