В сквере на Москворецкой набережной повисла вечерняя влажная тишина. Низкое пасмурное небо простерлось над Кремлем, готовое вот-вот разрядиться сильным майским ливнем. В воздухе витал аромат роз, от которого хотелось замереть на месте и закрыть глаза. Майор Буров оперся о парапет набережной и потер ноющее плечо. Рука зажила, но недавняя рана каждый раз перед дождем напоминала о себе.
Судьба берегла Ивана Бурова, хотя бросала его из огня в огонь. В 16 лет он ушел на Гражданскую войну. И здесь открылись его таланты. Сначала – самый молодой взводный в дивизии, потом – ротный, он приглянулся командованию умением мыслить нестандартно, желанием учиться. Потом командирские курсы, академия и Дальний Восток, где пришлось не только впервые столкнуться с вражеской армией, но и противостоять вражеской разведке, учиться агентурной работе, налаживать собственную контрразведку.
Потом Испания, финская война и… арест. Месяцы следствия, обвинение. Потом освобождение, возвращение наград и звания. Однако в душе остался осадок, что происходит что-то неправильное. Нельзя вот так запросто бросать в камеру заслуженного человека, облеченного доверием, службой доказавшего свою преданность Родине и партии. Да, извинились, объяснили, что такое время, что кругом враги. Но все же…
Май 1943 года Иван Буров встретил пока что майором, правда, в штате нового Главного управления контрразведки Смерш Наркомата обороны.
Потирая ноющую выше локтя руку, Буров смотрел на спокойную, будто уснувшую воду Москвы-реки. Она пока еще спокойная, но вот разразится гроза, обрушится ливень, ветер станет ломать ветки деревьев, сдирая с них молодую листву! Затишье перед бурей.
– Иван Николаевич? Ты? – раздался рядом сиплый мужской голос.
Буров обернулся и увидел невысокого коренастого мужчину в кепке. Пустой правый рукав пиджака засунут в боковой карман. Майор узнал его – Игорь Левадин. Два года в Испании почти бок о бок. Несколько совместных операций, диверсии в тылу франкистов, помощь республиканцам в борьбе против немецкой разведки, активно действовавшей в обожженной войной стране. Буров хотел схватить старого товарища за плечи и прижать к себе, но не решился. Не захотел ощутить пустой рукав, распознать калеку в человеке, которого до этого знал полным сил.
Левадин улыбнулся, протянул для рукопожатия левую руку и посмотрел в глаза Бурову.
– Что руку трешь? – спросил он. – Раны болят перед непогодой? Это, брат, ничего, поболят и перестанут. Хорошо, есть чему болеть. А я вот, как видишь, вышел в тираж.
Пошарив рукой в кармане, Левадин достал пачку «Казбека», ловко извлек папиросу и бросил ее в угол рта. Буров поспешно достал спички и дал прикурить товарищу.
– Где тебя так угораздило? – спросил он, кивнув на пустой рукав.
– Прошлой зимой, – поморщился Левадин, – в Заполярье. Работали против финской и норвежской агентур. Ранили, больше суток полз к своим. Так что к ране еще и обморожение добавил. Хорошо хоть выкарабкался, а мог бы и сгинуть. Теперь только лекции читать в домоуправлении