она при этом была похожа на старую барыню, что дворовые крестились с блаженной улыбкой на лицах. Маленько не доставало крепких выражений, в которых покойная Ольга Матвеевна была большая искусница, но это ведь дело наживное…, любого обучить можно.
Это все к тому, что никакого особого беспокойства не было, все просто выдохнули и вернулись к своим делам. Потому как были уверены, пройдет дорожная усталость, схлынет гордость дурная и все вернется, станет, и было до этого…. Прежде всего, мы думали, что Фома образумится, падет на колени перед барыней, ну, ручку-туфельку там слезно облобызает и отойдет сердце барыни. Куда ни кинься, баба ведь…, но не тут-то было.
И чем они там только дышат, что пьют в этой растреклятой загранице, приказчик на колени не пал, как следовало бы, прощения просить не стал, а развернулся, и той же ночью дал тягу, прихватив с собой, барские документы, ларец с драгоценностями и целый мешок ассигнаций. Той же ночью, стервец. Да еще и свел с барской конюшни скакуна…
Вот они события, все как есть, одно за другим, и не важно, что день прошел, или месяц, или полгода…, потому как, дождь без тучи не идет, синяк без кулака не вскакивает на роже, а баба без сраму не рожает. Одно за другое всегда цепляется.
А Клепатра тем временем сильно загоревала, к слову сказать, ведь и было с чего. И драгоценностей жалко, потому как кузнеца Митрофана, Уральского крепостного, уже нет, отмучился к тому времени, сердешный. Опять же ассигнаций жалко, все-таки целый мешок – когда еще столько наберешь. Ну а самая большая печаль барыни была, понятное дело, стервец-изменщик. Больно он хорош был, и лицом пригож, и телом ладен, ну и что Клепатра особенно ценила, нахватался он в загранице всяких затей, от которых барыня иную ночь сладким криком исходила, чем сильно пугала парижскую скотину, да и простой народ молитвы вспоминать заставляла…
Неделю барыня молодая своих покоев не покидала. Пила кофею по три чашки зараз, в который, для пущей крепости и от нервов капала местный самогон. Ходила по дому злая и нечесаная, тонкой ножкой пинала всякого, кому не повезло встретиться на пути. Нянька-кормилица, что с измальства была при ней, предлагала врача выписать, для излечения нервного расстройства, но почему-то так и не выписала, а потом уж и вовсе ни к чему врач стал, закрутилась-завертелась история эта дальше…
Глава 2.
А дальше было так. Ударила в деревенскую церковь молния, в самый крест, от чего тот, в ту же минуту рухнул и придавил двух поповских коров, которые привычно паслись прямо возле церкви. А молния между тем заискрила, зашипела, свернула, да и пошла вглубь, точнее, в колокол и расколола его. Отчего, раздался страшный, небывалый звон, редкий по своей долготе и силе…. А уж потом всяких несуразностей и бед стало так много, что язык устанет все их перечислять…
Терентий с сыном, косивший в ту пору воровским способом соседскую траву, замер и получил от сына по ногам косой. Он, то есть, сын, он ведь с рождения слух имел слабый, переболел чем-то в сосунках, да