приподнял его, чокнулся с бутылкой и с удовольствием сделал большой глоток.
Снизу доносились нестройные звуки аккордеона. Кто-то учился играть полонез Огинского.
– Хотите есть?
Только тут Лунь ощутил, как проголодался за дальнюю дорогу.
– Спасибо, не откажусь!
Дик крикнул в чердачный люк что-то по-французски, из чего Лунь понял, что девушку, которая должна была принести еду, зовут Моника. Игра на аккордеоне оборвалась, и вскоре девушка принесла на чердак тарелку с жареной макрелью, листья салата, несколько отварных картофелин с кусочком козьего сыра. Еда показалась необыкновенно вкусной, а девушка столь же необыкновенно красивой. Летчики смотрели на него с большим интересом – ждали рассказов. Но разговор не клеился, Лунь знал слишком мало английских слов. Зато пришла сестра Моники – Лизетт, и завела с Диком, который неплохо изъяснялся по-французски, игривый разговор. А Майкл стал рассказывать Монике и Луню чисто английские анекдоты про находчивого слугу Бэрримора.
– Бэрримор! – комично подражал он голосу хозяина. – Мне срочно нужна ванна!
– Уже вылезаю, сэр!
Он рассказывал сначала для Луня по-английски, а потом Дик переводил анекдот смешливым француженкам.
– Бэрримор, что это хлюпает в моих ботинках?
– Овсянка, сэр!
– А что она там делает?
– Хлюпает, сэр!
Особенно долго и заливисто смеялась Моника.
– Бэрримор, какую масть лошадей вы предпочитаете?
– Видите ли, сэр, когда я сижу на серой лошади, мне хочется пересесть на вороную. А когда я еду на вороной, мне хочется пересесть на серую.
– А кто вам больше нравится: брюнетки или блондинки?
– Видите ли, сэр…
– Не надо, Бэрримор, я все понял!
Дик тоже припомнил анекдот про легендарного слугу:
– Бэрримор, любите ли вы свою жену?
– А чем же она хуже других женщин?
– Не уходите от ответа. Любите ли вы свою жену?
– Да кто же ее не любит, сэр?
– Я вас серьезно спрашиваю.
– Я вообще люблю женщин, сэр!
Моника и Лизетт были в восторге. Отец прикрикнул на них снизу: не очень-то там шумите! Дик, скорчив страшную мину, приложил один палец к губам, а другим погрозил девушкам, отчего обе прыснули и просто зашлись от смеха. Тогда наверх поднялся Гастон, он сказал дочерям что-то укоризненное и поставил на плетеный короб медный тазик, кувшин с горячей водой и бритвенный прибор. Дик пристроился перед зеркальцем, которое держала перед ним Лизетт, и осторожно коснулся бритвой заросшей щеки. Девушка же норовила пустить солнечный зайчик в глаз англичанина и радостно смеялась, когда он строил ей ужасные рожи. Со смехом пополам Дик все же соскоблил трехдневную щетину, и бритву взял Майкл. Все опять повторилось под неописуемое веселье сестер, потому что Майкл строил еще более уморительные гримасы. Лунь от бритья отказался, он благоразумно это сделал еще утром у Яцека. Тем временем