с облезлыми красными звездами и медленно поехали по аллеям. Гордеев раз или два взглянул наверх: тяжелые весенние облака ползли над городским кладбищем, в этот день и час – безлюдным, почти брошенным.
…Памятник из мраморной крошки, ограда выкрашена под серебро, могила ухожена. С памятника на Петра смотрела Ева – совсем еще юная, улыбавшаяся той легкой и открытой, счастливой улыбкой, которая однажды так подкупила его. Пристально рассматривая фото, Петр протянул:
– Значит, в гробу лежала ваша сестра…
– До сих пор помню, как мать целовала ее в лоб.
Гордеев вышел из-за ограды, недоуменно покачал головой.
– Чертовщина какая-то. – Он хлопнул по ручке. – Ненавижу мотоциклы. А моя жена их обожает. У нее «Харлей», самый настоящий стальной жеребец, когда дает по газам – держись…
– Ваша жена ездит на мотоцикле? – оборвал его Алексей.
– Гоняет сломя голову по всему Предтеченску и ничего не боится.
– Я сам научил сестру кататься на мотоцикле. Помню, сначала она боялась, а потом разохотилась. Говорила, закончу школу, пойду в каскадеры.
Гордеев вновь покачал головой:
– Бред какой-то. Я возвращаюсь в гостиницу. Вы подбросите меня?
Ближе к вечеру у одной из забегаловок Гордеев отыскал плечистого ханыгу с лицом попрошайки-переростка. Тот назвался Трофимычем. Гордеев вручил ему купленную в магазине лопату и пообещал за двухчасовую работу пять тысяч рублей. Трофимыч не мог поверить своим ушам. А работа заключалась в следующем: когда наступит темнота, они должны вместе отправиться на кладбище. Там наемному работнику укажут могилу, которую он в самый короткий срок должен будет разрыть.
– И гроб открывать мне? – озираясь по сторонам, настороженно спросил Трофимыч.
– Тебе, тебе, – ответил Петр. – За гроб еще штуку.
– Не, – покачал головой тот, – две… А сейчас двести грамм. Для храбрости.
– Получишь на месте. Но если окосеешь раньше времени, берегись!
Трофимыч хотел было испугаться, но Петр рассмеялся и купил ему бутылку пива.
– Чтобы до вечера больше ни грамма, а не то контракт расторгну в два счета.
В полночь они были на кладбище. Когда торопливо шли по аллее, а потом пробирались к могиле, сизоватые облака текли по темному небу. Трофимыч заправился обещанным стаканом, опрокинув его залпом, и схватился за лопату. Над кладбищем, то и дело прорываясь сквозь плывущие облака, зависла яркая и полная луна, рассыпая серебро по оградам, звездам и крестам. Птицы умолкли, только где-то в отдаленье, один-одинешенек, легко и стройно пел кладбищенский соловей, да лопата Трофимыча яростно врезалась в весеннюю, разбухшую от влаги землю… В какой-то момент он, тяжело дыша, прижал черенок лопаты к груди, глотнул минералки из бутылки, протянутой ему Гордеевым, и прислушался.
– Поет, злодей, – тихо сказал он и продолжал работу.
Трофимыч все глубже погружался под землю. Когда над краем могилы осталась только его голова, да лопата то и дело взлетала, зло