точёная, изящная, как маленький цветок, говорит властно:
– Хочешь, я покажу тебе тайное место?
И ведёт меня на вертолётную площадку.
Госпиталь, в котором мы с ней тогда работали, находился в Иудейских горах. С вертолётной площадки открылся вид на лесистые ярусы склонов, на провал, заросший снопами жёлтого дрока и инжирными деревьями, оставшимися от садов когда-то процветавших здесь деревень.
Под обрывом оказался небольшой выступ, мы спустились на него и там схоронились от посторонних глаз, как дети под столом во время праздника.
В ущелье опускалось солнце.
Она закрыла глаза, и её смуглая кожа озарилась бронзовыми лучами.
В другой раз говорит:
– Поехали завтра посмотрим, как самаритяне празднуют Пасху.
Сказано – сделано, и нас, заплутавших, чуть не занесло по дороге в Наблус.
– Тебе хорошо, – сказала она. – Тебе ничего не сделают. Скажешь: турист. А меня сожрут.
– Я тебя спасу.
– Правда?
Но на окраинах Наблуса с нами ничего не произошло, мы сориентировались, явились к самаритянам.
У подножья изумрудной горы, на вершине которой просматривались руины древнего храма, теснился посёлок. Уже в сумерках мы поднялись к нему вместе с растянувшейся толпой туристов, решивших поглазеть на древний ритуал. Свечки цветущего морского лука призрачно белели по обочинам.
Место празднества было огорожено, самаритяне бесцеремонно просеивали на входе публику и пускали только местных. Я вспомнил, как мальчишкой в Подмосковье ходил с пацанами смотреть на взрослые танцы: та же ограда, та же круговерть вплотную к решётке.
Со всех сторон к капищу сгоняли овец. Подъезжали и парковались новенькие «мерсы», «бэхи», из которых выходили нарядные женщины и в сопровождении детей цокали по тротуарам на каблуках, втягивались в особую толпу, отделённую от места, где пылал огонь. Мужчины давно уже были на месте.
Действом деловито руководили старцы в фесках и белых одеждах. Похожие на магрибских колдунов из «Тысячи и одной ночи», размахивая своими посохами, они со знанием дела ловко кормили дровами алтарные костры в огромных ямах, точили особые длинные ножи и совершали множество иных приготовлений. Некоторые из священников держали в руках книги и что-то, раскачиваясь, читали.
Подле костров, в отсветах пламени, клубились блеющие овцы.
В какой-то момент она прошептала:
– Смотри внимательно.
Я и так смотрел во все глаза. До последнего я не верил в то, что должно было произойти. Костры в ямах извергали столбы искр, затмевавших звёзды.
Толпа любопытствующих лепилась к ограждению, пытаясь уловить смысл ритуала.
Пылающая тьма блеяла, мычала, бормотала.
Затворы на фотоаппаратах стрекотали.
Как вдруг что-то пролетело по толпе, рванулось и замерло.
Разом всё стихло.
Погасли мгновенно костры.
Тишина накрыла площадку, посёлок, гору, небо.
Они убили