у дверей. Тот вскочил и сообщил:
– Пожалуйте, ваше высокопревосходительство, его императорское величество ждет вас.
«Отлично, – с удовольствием отметил Александр Иванович, – я приехал на полчаса раньше, а меня уже ждут».
Он прошел в кабинет и, стоя у двери, почтительно поклонился императору. Завидев Чернышева, государь поднялся из-за стола.
– Здравствуйте, Александр Иванович, – четко, по-военному выговаривая слова, сказал он и предложил. – Садитесь, докладывайте.
Государь вернулся на свое место и указал визитеру на парное кресло с противоположной стороны широкой, крытой зеленым сукном столешницы. Генерал-лейтенант про себя усмехнулся: Николай Павлович сидел так, чтобы, поднимая глаза от бумаг, упираться взглядом в портрет жены. Все слабости нового государя лежали на поверхности, но упас бог подать вид, что замечаешь их. Чернышев скроил привычное почтительное выражение.
– Вы привезли показания Трубецкого? – нетерпеливо поинтересовался царь.
– Да, ваше императорское величество. Вот, пожалуйста, собственноручно изложено Трубецким, – сообщил Чернышев, выкладывая на стол несколько исписанных листов. – Вопросы перед арестантом были поставлены так, как вы изволили приказать.
Николай взял верхний лист и углубился в чтение. Чернышев ждал, а пока его мысли вновь свернули в уже привычное русло. Александру Ивановичу не нравилось, что в его комиссии начал усиливаться генерал Бенкендорф. Они были почти ровесниками, с одинаковыми заслугами за прошедшие войны. Бенкендорф считался способным человеком и так же не ограничивал себя моральными запретами в выборе в средств, как и сам Чернышев. Но вдобавок ко всему у соперника имелись очень весомые связи: его сестрица – Дарья Христофоровна Ливен, жена русского посланника в Лондоне – имела огромное влияние на министра иностранных дел. Бенкендорф становился опасным. Вот и нужных показаний от арестованного Трубецкого добился именно этот хитроумный немец. Чернышеву пришлось пойти с наглецом почти на конфликт, чтобы самому передать эти бумаги государю, тот рвался представить их лично.
«Теперь, когда Аракчеева нет и можно стать первым министром, начинает лезть вперед всякая шушера. Не успеешь оглянуться, как тебя обставят. Неужели Бенкендорф нацеливается туда же, куда и я? Неслыханная наглость!» – расстраивался Чернышев.
Он так увлекся своими предположениями, что чуть не пропустил момент, когда император закончил чтение. Тот поднял голову, и по его растерянному выражению Чернышев догадался, что нужный эффект достигнут. Он предвидел, как будет оскорблен государь признанием Трубецкого, ведь тот подтвердил, что тоже был согласен на провозглашение императором малолетнего наследника.
– Чем же я ему так не угодил? – сердито осведомился царь. – Ну, эти бедные отставные корнеты и прапорщики мне понятны. Никто даже не подозревает об их существовании – а тут вдруг они взлетают