нет. Что тебя интересует в прошлом?
– Я бы хотел заниматься Древним Египтом…
– На хрена тебе Египет? Им тысячи недоумков уже занимаются. А почему бы не копнуть историю русской водки? Мы же русаки. Представляешь, какая тема! – Иван Алексеевич устал и откинул голову на подушку.
– Хорошо, дедушка, я подумаю. – Алекс испугался за старика и решил больше не утомлять его спором.
– Погоди, я сейчас отдышусь. – Старый богатырь минуту отдыхал, затем приподнялся и потрепал Алекса по голове. – Сашка, малыш, ты слышал предание нашей семьи – последний из Слободских вернется на родину. Ты последний.
– Гонишь меня в Россию? Там медведи по улицам бродят. Чего там делать?
– С медведями ты погорячился. Но я тебя никуда не гоню, только один мой наказ ты должен выполнить. Тяни сюда ухо.
Алекс наклонился, и Иван Алексеевич долго, с остановками для отдыха, шептал ему свою просьбу:
– Понял? А ты говоришь – история?! Вот где история.
– Ты уверен? – Алекс смотрел на деда с искренним изумлением.
– Уверен?! Я говорил с этим человеком. А он держал ее в руках. Потом его в Москве чекисты арестовали. Но родня у него осталась. Я всю жизнь мечтал получить ее. Мне не удалось из-за политики. Теперь железного занавеса нет, ты обязан попробовать. Все бумаги по данному вопросу в моем личном сейфе, в папке «Саша». Где ключи от сейфа, ты знаешь…
– Хорошо, дед. Но рыться в твоих вещах мне неловко.
– Это мой приказ.
– Ладно, я постараюсь.
– Вот это разговор не юноши, а мужа. И учти, после моей смерти дом, кабинет и сейф также перейдут к тебе. А теперь катись. Я устал. Да, еще минуту. Я хочу, чтобы меня похоронили на Свято-Владимирском кладбище.
– Зачем ты опять о смерти, дедушка?
– Потому что после нее я уже ничего не скажу… – Иван Алексеевич уронил голову на подушку и усталым взмахом руки отпустил внука.
Москва. Лубянка. Наркоминдел.
1930 год. Март
Ладная гимнастерка, кожаный офицерский планшет, в сапоги можно смотреться, как в зеркало. Комиссар Западного военного округа Моисей Зелен входит в приемную наркома иностранных дел и приятно поражается солидной тишине, нарушаемой лишь стрекотаньем пишущей машинки. С тех пор прошло почти тринадцать лет, но Моисей помнит первый островок внешней политики Советов в революционном Питере. Наркомат иностранных дел тогда находился в здании Генерального штаба, и его приемная напоминала вокзал, где толпились самые разнообразные персонажи. От интеллигентов с бородкой клинышком, наряженных в тройки, до матросни в кожанках поверх тельняшек. Народ заходил, выходил, типы сменялись, как картинки в калейдоскопе. Молодой комиссар привык к многолюдью, но в армейском передвижении масс имелась логика, а там, в наркоминделе, ему все вспоминалось как бессмысленная суета.
Здесь же, в приемной наркома, – всего несколько мужчин в костюмах от «Большевички» и один лысый толстяк в приличном твидовом пиджаке. Мужчины окаменело молчат, намертво прихватив