психоаналитика. Этот поток на первый взгляд случайных воспоминаний, снов и мыслей превращался в осмысленный материал путем коротких, метких интерпретаций, и в конце концов причина бед пациента становилась кристально ясной.
Изначально Фрейд пробовал телесный контакт с пациентами, но к моменту знакомства с Райхом его практика стала исключительно вербальной. Фрейд рассматривал физические симптомы истерического, символического характера, в которых читал зашифрованные послания о подавленных эмоциях. Немота Доры, запоры «человека-волка», отказ от еды Анны О. – всё это результат так называемой конверсии: отчаянные попытки сознания просигнализировать о проблеме где-то еще. Распутывая эти подсказки, искушенный аналитик обнаруживал безотчетные желания и защитные механизмы, саднящие и бурлящие далеко за гранью сознательного. Стоило пациенту вновь обрести утраченное воспоминание, как симптом исчезал.
Однако этот метод был несовершенен. Осознание причины переживаний не вело автоматически к решению проблемы, как когда-то надеялся Фрейд. Даже если ты с мучительным трудом докапывался до толчкового события, до похороненной травмы, пациенты не всегда начинали чувствовать себя лучше. И психоаналитик, и пациент застревали на этой неизученной территории между толкованием и исцелением. Не без конца же продолжать толковать сны?
Нетерпеливого Райха фрустрировал этот процесс, но раз не было правил, значит, он мог с полной свободой самостоятельно разрабатывать следующий шаг. Выслушивая пациента, он часто переключал внимание с его рассказа на его тело, настороженно застывшее на кушетке. Что, если оно говорит нечто, не выразимое в словах? Быть может, эмоции, к которым пациенту так сложно найти доступ, спрятаны на самом видном месте. Быть может, прошлое хранится не только в памяти, но оставляет след и в теле тоже.
Райха интересовали не истерические симптомы и их расшифровка, а некая скованность, зажатость, отраженная во всем существе человека, постоянное напряжение такой силы и непробиваемости, что Райх сравнивал его с броней. Оно заметно в каждом действии пациента, от рукопожатия до улыбки и тона голоса. Райх предположил, что эта «броня характера» работает как защита от чувств, в особенности от тревоги, гнева и сексуального возбуждения. Если чувства причиняют слишком много боли и дискомфорта, если выражение эмоций не поощряется, а половое влечение находится под запретом, единственный выход – сжаться, запереть чувство на замок. В результате вокруг уязвимой личности человека образуется физический щит, защищающий его ценой невосприимчивости к удовольствию.
Проще всего понять теорию Райха можно, представив солдата: строевая выправка, каменная верхняя губа, тело, натренированное не поддаваться эмоциям. Не каждый проходит такую суровую муштру, но почти каждому в детстве внушают, что тот или иной эмоциональный опыт неприемлем, а то или иное желание постыдно. «Что ты как маленький», – скажет порой родитель, или: «Мальчики не плачут»,