кожаном футляре и протянул отцу.
Отец молча развернул пергамент. Я глянул через его плечо. Это был указ об оказании всякого содействия посланнику консула Рима, Публию Элию Сеяну. Указ скрепляла печать консула.
– Чем могу помочь? – спросил отец, возвращая свиток Элию.
– Я хочу осмотреть монетный двор.
– Что именно?
– Все!
– Это займет много времени.
– Я не тороплюсь.
– Тогда идем!
– Вели позвать моих солдат! – сердито сказал Элий.
– Зачем они тебе?
Элий замялся.
– Если ты опасаешься за свою жизнь, то напрасно, – невозмутимо сказал отец. – Монетный двор охраняется, никто не посмеет причинить вред посланцу консула. Если ты просто хочешь, чтоб тебя сопровождали, – продолжил отец, увидев, как преторианец изменился в лице при первых его словах, – то лучше не делать этого. Здесь не улицы Рима; там, куда мы пойдем, тесно, шумно и грязно. Посторонний может нечаянно опрокинуть на себя котел с расплавленным серебром или горячие заготовки. Я не хочу, чтобы в моем дворе пострадал преторианец. Втроем мы сумеем этого избежать, но если нас будет десять…
– Он пойдет с нами! – перебил его Элий.
Только сейчас я заметил человека, скромно стоявшего за спиной преторианца. Он был одет как вольноотпущенник (каковым и являлся), на вид ему было не меньше пятидесяти. Отец пожал плечами, и мы спустились во двор.
Я много раз бывал внутри монетного двора, поэтому больше смотрел на гостей, чем на работников. Элий пожелал увидеть все, поэтому отец начал с резчиков. Пятеро их, склоняясь над каменными заготовками, сосредоточенно работали закаленными резцами, создавая формы для инструментов. Кожаной печатью, смоченной в туши, резчики наносили рисунок на камень, затем, очертив резцом контуры, начинали убирать лишнее с образа монеты. Сначала они работали грубым инструментом, затем брали в руки маленький, в завершение тщательно полировали изображение песком – крупным, а затем мелким, как пудра. Отец рассказывал это Элию, центурион важно кивал в ответ, скользя по сторонам равнодушным взглядом. Сопровождавший его вольноотпущенник (как мы узнали позже, его звали Юний) проявил куда более пристальный интерес. Проворно достав из сумки круглое шлифованное стекло, он стал рассматривать сквозь него готовые формы и не отошел от стола резчиков, пока не пересмотрел все. Такой же интерес он проявил в литейной, где каменные формы заливали горячей бронзой: снова внимательно осмотрел каждый отлитый чекан и даже едва не обжегся, протянув руку к горячим, только что извлеченным из форм, инструментам. Отец упредил его, плеснув на чеканы водой из ковша. Облако пара взмыло к потолку, Юний отшатнулся, но потом склонился в благодарном поклоне. По знаку отца раб окатил горячий инструмент водой из ведра, после чего Юний смог их осмотреть, не опасаясь обжечься.
– Почему вы используете бронзу, префект? – спросил вольноотпущенник, закончив осмотр. – На сенатском дворе