мамка какая ты… Какая смелая! Спасибо!
– А за что спасибо? Ты хоть понимаешь, почему ТАК вышло?
Женька виновато замолчала. Лялин подставил. Не любит её. Самолюбие потешил и… А она дура. Полная дура.
– Ты извини, но бабы эти правы, – добавила мать уверенно и отвернулась, с отвращением поглядывая в зеркало, – Недели две теперь светить. Тьфу.
– Я его брошу, – тихонько буркнула себе под нос школьница, украдкой смахивая нечаянную слезу. Но Ирина ей не ответила.
Ольга
– Бабуль, а, бабуль! – довольная собой Ольга лежала на диване большим пузом кверху и аппетитно уплетала вареники, – Хорошо я придумала. Да, бабуль?
Бабка Феня недовольно закряхтела.
– Будет знать, кобель, как по малолеткам шляться. Да, бабуль? – не обращая внимания на бабкино недовольство, продолжала весело тарахтеть беременная внучка, размазывая сметану по тарелке.
Ой, ну её, эту старую. Грех, да грех. Грех – ситуацией не воспользоваться. Пару дней назад прожорливая в беременности Ольга нажралась чего-то прокисшего, проблевалась от души, а мужу сказала, что таблеток напилась. Хитрая! И родственникам всем сказала. Что траванулась. От горя, значит. Только ведьму старую наколоть не получилось. Но бабку, из ума выжившую, она и так обработает.
Даже в больнице полежала. Под капельницей, как надо. Бледная, зарёванная. Одно слово – молодец! Размалюют тётки рожу малолетке чахоточной (почему «чахоточной»? Ольга и сама не знала, просто слово, где-то когда-то прочитанное, очень ей нравилось), всеми оттенками фиолетовой грусти размалюют. Была Женька – будет пельменька. Ольга рассмеялась своим мыслям и тут же подавилась.
– Кхе-кхе-кхе…
– Нехорошая ты, Ольга! – беззлобно пожурила Ольгу бабка и грузно приподнялась со стула. Старые половицы визгливо заскрипели под её тяжёлым весом, – Бог все видит, – она неспешно подошла к закашлявшейся внучке, забрала у той тарелку и помогла сесть, – Кто лёжа-то ест? Всё у тебя не по-христиански.
– Кхе-кхе… Спасибо.
– Давай по спинке постучу.
Вот, старуха! Лёжа, не ешь. Мужу не ври. Что захочет Ольга, то и будет делать! Ей теперь всё можно. Её обидели!
– Ты сама-то христианка? Привороты делаешь, да отвороты. Мне бы сделала на Мишку, чего тебе стоит?
– Не буду тебе делать! Мишку тебе не приворожить никогда. Да и разве ОН тебе нужен, лиса хитрая?!
– Может, и не нужен! Но обидно же! Муж.
– Какой муж? Тебе Валерка всю жизнь – муж.
– Молчи, бабушка!
– Тьфу.
Вспомнила о Валерке, тьфу на него. А на Мишку ей и вовсе фиолетово. Мужики – это бесконечное разочарование и расстройство, одна от них польза: деньги в дом приносят. Она, Ольга, за всю свою тридцатилетнюю жизнь ни дня не работала. И не собирается. Всыпать бы этой жареной «пельменьке» хорошенько, чтоб отвязалась! А еще лучше порчу наложить. Такой страстью к особе малолетней муж её благоверный изошёл, что даже завидно! Что там за девчонка такая, чтоб прям насмерть втрескаться?!