была хорошая учительница музыки. Одинокая женщина. Она, чтобы не возвращаться в пустую квартиру, почти жила в интернате и выучила меня и еще одну мою подружку нотной грамоте. В актовом зале стоял рояль, и мы с ней довольно часто занимались. С листа я читаю, конечно, плохо, но подобрать могу практически любую мелодию.
– А откуда знаешь язык?
– Эльза Францевна научила. Она преподавала у нас немецкий, а по вечерам собирала нас, нескольких девчонок, и мы учились разговаривать по-французски. Она говорила, что этот язык может облагородить любую речь. Она жила во Франции, а потом, когда умер ее муж, вернулась в Россию. Ей было много лет, но она всегда хорошо одевалась и учила нас многому. Как держать вилку, к примеру, как вести себя в обществе, как сделать так, чтобы никто не догадался, что мы интернатские. Вы понимаете, о чем я говорю?
Наталия понимала. Как понимала она и то, что Валентину нельзя оставлять одну в этой пустой квартире, где так и не суждено было сбыться ее мечте пожить с родным ей человеком и почувствовать на себе его заботу. Кроме того, стала несостоятельной идея пойти учиться. Речь шла о выживании, о здоровье, об элементарном способе зарабатывания денег. И тут Валентине нельзя было отказать в здравом уме: ресторан находился в двух кварталах от ее дома, так что не приходилось тратиться даже на транспорт, цены на который повысились недавно вдвое.
– Мне очень хочется тебе помочь, но не знаю, как ты отнесешься к тому, что я тебе сейчас предложу.
Валентина подняла на нее свои ставшие зеленовато-прозрачными от слез глаза и вскинула брови.
– Брать частные уроки пения? Это нереально.
– Нет, не угадала. Я хочу пригласить тебя к себе. Поживешь некоторое время, успокоишься, а я в это время попытаюсь что-нибудь узнать о твоих родителях и дяде.
– Нет. Буду зализывать раны сама. Я привыкла. Мне было тяжело, когда умерла Эльза Францевна, когда yeхала Маргарита Николаевна, учительница музыки. Но прошло время, и мы перестали плакать. Время, как известно, лучший лекарь. Хотя конечно же по ночам здесь страшно.
– А тебя не навещают его друзья или знакомые? Те, что были на похоронах?
– Нет. Думаю, что они даже не догадываются, кем я приходилась Сергею Ивановичу. Кроме, правда, одной особы… Ее зовут Ольга Константиновна. Она приходила несколько раз после смерти Сергея Ивановича. Просила разрешения взять свои вещи.
– Какие еще вещи? – насторожилась Наталия. – Она что, жила здесь?
– По-моему, они были любовниками или кем-то в этом роде. Она чуть помладше дяди.
– И ты разрешила?
– Нет. Я сама собрала все женские штучки, какие только нашла в квартире, позвонила ей – она оставила мне телефон – и, когда она пришла, отдала ей лично в руки. Она в подъезде проверяла, все ли на месте, а потом ушла. Можете себе представить, как ей это не понравилось. Но я не хотела, чтобы кто-то здесь хозяйничал и рыскал по шкафам. Я же не глупая и понимаю, что она могла украсть все что угодно. У нас в интернате воровали, но мы, когда ловили,