Мария упаковала отдельно в огромный пакет из магазина мехов и отставила в сторону. Сначала хотела выбросить, потом стало жалко, шмотки-то хорошие, много совсем новых, она вообще была аккуратна в одежде. В комнату как раз тихо вошла мама, и решение возникло само собой.
– Я тут ненужное собрала, ты как в деревню поедешь, раздай там соседкам. В огороде работать пригодится.
– Марийка… – изумилась мать, – так все хорошее же, модное! Как отдать-то?
К этому вопросу Маша уже была готова. Взглянула на маму серьезно, невольно скопировав выражение лица Отто Марковича, и произнесла:
– Мам, я работаю в серьезной фирме. В международной фирме! Там же строгий дресс-код. А это… – она махнула рукой в сторону пакета. – В общем, оно мне не понадобится.
– Да… ну хорошо, как скажешь, – внезапно согласилась мать, погладив ладонью видневшееся на самом верху вечернее платье, в котором Маша ходила на выпускной.
Платье было красивое, темно-синяя ткань, переходящий в черноту отлив, совсем как небо южной ночью. Строгий облегающий силуэт, маленькие полупрозрачные вставки на груди, высокий разрез, висюльки по краю. Маша в нем смотрелась идеально.
Мама шевельнула бровями, взяла пакет.
– Ладно, отдам Петровне, то-то ее девочки обрадуются. Старшая как раз школу на будущий год заканчивает.
– Вот и хорошо, – отозвалась Маша, продолжая быстро и беспощадно потрошить свой шкаф.
Но мысленно была она в тот момент уже далеко.
Тяжело далось Маше все это. Множество сомнений, боль. Только вроде тонкой кожицей прикрылась рана, а теперь все всколыхнулось, треснуло, содрало корку, и потекла из души кровь.
Но умереть можно лишь однажды.
Она уже умерла тогда, в кабинке женского туалета на выпускном. Больше той Маши нет, есть другая. Вот только кто сказал, что у этой другой сердце не болит?
Ворошить свое прошлое, снова и снова искать, в чем была неправа, где ошибка, – занятие не из приятных. Зачем, если все очень просто? Просто не заметила, что нет больше друзей, а она стала в этом их треугольнике самой длинной стороной, лишней.
Убийственно ярко встал перед глазами их последний разговор с Андреем. Ее жалкое блеяние, его жестокие в своей циничности слова.
…Что у нас с тобой было, Маша? У нас был секс.
…Я бы все равно никогда на тебе не женился.
…Не такая…
…Ты себе не простишь, если испортишь жизнь ближайшей подруге.
…Не такая…
Она действительно не такая. И ничего он в ней не понял.
А если такова ее цена, то жалеть не о чем. Просто страшно и смешно вдруг стало: неужели можно до такой степени быть дурой? Еще и слезы лить, переживать?! Не зря говорят, что глупость не лечится.
А завтра у ее друзей свадьба.
Как представила Андрея в костюме жениха, подругу свою Аню в белом облаке фаты, кольца, цветы, счастье – сердце снова запеклось огнем обиды.
…Ты себе не простишь, если испортишь жизнь ближайшей