чашка с металлической крышкой, похожая на пивную кружку; вместо пива в ней был кофе с молоком.
Записка фон Парфеля с сообщением о предстоящем собрании застала его врасплох. Он, как и любой человек на отдыхе, не планировал ничего определенного на ближайшее время. Теперь ему следовало крепко подумать, ведь все уже было решено, его предложение принято, обоснование и любезная просьба удовлетворена. В Дворцовом королевском и национальном театре Мюнхена будет Шекспировская сцена. Теперь следовало конкретизировать репертуар. Подобрать актеров. Схватиться с многочисленными оппонентами, а их много, и они готовы бороться.
Ему не хватало воздуха. Пространства. Ему захотелось выпить, грога или крепкого паннонского вина, горячего, с корицей. Он надеялся, что они прибудут в Мюнхен поздней ночью, но Луизе было плохо. Усталость и болезнь. Это слишком тяжкий груз для путешествия. Он знал это, но ночь в Зальцбурге, откуда было рукой подать до Мюнхена – тоже было неплохо. Из-за Луизы, дождя, скверной дороги, необходимости отдохнуть, да к тому же она давала возможность еще раз продумать, не столкнувшись при этом, неподготовленным и взволнованным, со всеми действующими лицами предстоящей встречи. Он долго готовил и формировал свою революционную идею, словно какое-то блюдо на художественной кухне, мысленно подбирая компоненты, заговорщически, словно секретные карты, вместе с Карлом чертил схемы, выписывал названия пьес Шекспира, которые следовало предложить к постановке. Потом идея Савича пролежала несколько осенних и зимних месяцев на директорском столе в виде детального описания на нескольких страницах, и только весной незаметно предстала перед людьми, отвечающими за политику мюнхенского театра и его финансовое состояние.
Стоило ли оно того?
Был ли в этом смысл?
Столько людей верит в его проект Шекспировской сцены!
– Я не смею предать их, – произнес он, выходя в ночь из отеля «Wolf».
Выпил кофе, потом грог в каком-то кафе с окнами, обращенными к реке, потом, сидя на бочке перед винным магазином на Гетрайдегассе, пил горячее вино. Примерно в полночь, когда он по узким улочкам великолепного города Моцарта направился к отелю, проталкиваясь сквозь толпы веселящихся людей и увертываясь от колясок, слегка пошатываясь во внезапно скатившемся со склонов гор тумане, на него налетела развеселая группа в маскарадных костюмах, передвигавшаяся от площади к площади. Они распевали скабрезные песенки и декламировали непристойные стишки. Они окликали друг дружку по неприличным кличкам и создавали невероятный шум в поздний час.
На ней была маска Арлекина, когда остановилась перед Савичем и спела на отличном итальянском:
Страсть как люблю я веселиться
И созерцать красу со всех сторон:
Груди и губы, задницы и члены,
Что привлекают сладеньких пичужек,
Готов я мигом с ними подружиться.
Савич засмеялся, а она сбросила с лица бауту, красно-зеленую венецианскую маску