Белом городе, Новодевичьем монастыре и по дороге домой – в Можайске, Борисове, Верее.
Был установлен невиданный доселе порядок. Образовались суды из равного количества католических и православных заседателей. И стали эти суды судить бесплатно и честно до дикости. Вот, например, подвыпивший польский легионер, возмущенный безразличием какой-то местной бабы, стреляет ей прямо в кислую рожу. А в похмелье оказывается, что это не баба, а дева. Да еще – Мария. Да еще – нарисованная на православной дощатой иконе. Ну, и что вы думаете объявляет товарищеский суд хулигану? Пятнадцать суток на канале Москва-Волга? Фигушки! – Отсечение рук и сожжение живьем! Стали тогда жолнержи с деревянными девками полегче. Но и с живыми получалось опасно: ты ее честно уволакиваешь в теплое и сытое место, ласкаешь и тешишь, а тебя секут прилюдно по тем же местам до беспамятства. C’est l’amour!
Дальше – хуже. Вот уже стрелецкие полки – славная российская гвардия – соглашаются быть под командой пана Гонсевского. Вот они уже учат его пить по-русски, а он их – похмеляться по-европейски. Вот они уже приходят к своему в доску командиру и спрашивают: «Не пора ли, пан генерал, выявить какую-нибудь измену нашему польскому буржуинству?». И еще дальше – вы не поверите! – сам патриарх Гермоген начинает ходить к Гонсевскому пить чай, вести светские беседы о приятности осенних погод, о желательности скорейшего устройства царства божьего на земле и о целесообразности распространения этого царства от Москвы и Кракова – до Акапулько и Биробиджана. А наместника божьего в этом царстве неплохо бы избирать прямым, равным и тайным голосованием в переносных исповедальнях.
Тут вы, дорогие читатели, уж точно теряете из виду ту полупрозрачную грань между исторической достоверностью и авторскими аллегориями, которая до сих пор легко распознавалась невооруженным органом Чувств…
Итак, гетман Жолкевский достиг полного триумфа. Но после логического анализа этих успехов стало нашему пану очень страшно. Судите сами. Армия у него малая, нежная и добрая. Вокруг – медведи, испуганные бояре, враждебная и коварная церковь, уголовный элемент в государственных масштабах, забитый народ, испорченная нравственность. Так что, выходило, – опасность исходит отовсюду и ото всех. Кроме медведей. И все эти заряды неблагополучия готовы рвануть в любую секунду, и что тогда оставалось от победы Жолкевского, третьего покорителя Руси после Рюрика и Батыя и единственного достойного ее завоевателя за всю историю? Ни-че-го!
И запросился Жолкевский домой. Хотел вовремя выйти из игры.
И уехал пан Жолкевский. И бояре пешком провожали его по можайской дороге. И простой народ бежал следом, и, забегая перед каретой, рыдал и говорил ласковые слова. И просил остаться…
Жолкевский забрал с собой бывшего царя Ваську с братом-уголовником и еще несколькими Шуйскими, чтобы добавить их к Филарету и Голицыну, отдыхающим в королевском