и еще три.
– Блять.
– Что ты сказал?
– Блин, – но отмазываться было уже поздно, тяжелая рука отца летела в сторону моего затылка.
Данила тоже не был в восторге от происходящего, но, как мы поняли, выбора у нас не было.
ГЛАВА 2
Так изо дня в день юный Виталя Штольман начал ходить на пытку разума на другой конец города. Добровольно-принудительно.
Первое время мы с Данилой ходили в школу под бдительным покровительством Лехи. Раньше он ходил по косенькой с друзьями через кладбище, о чем рассказывал жуткие для наших неокрепших умов байки. Все они были связаны с кем-то умершим, в основном не по своей воле, а теперь кошмарящим местное население. Призраки. Вампиры. Вурдалаки. И прочая нечисть. Я решил, что ни ногой на кладбище. Было как-то стремно.
Наша компания Лехе не очень нравилась, ибо негоже авторитетному пацану таскаться со шкетами, однако тетя Галя в законе убедила Алексея в обратном. Но репрессии в наш адрес все же посыпались. Он хотел быстрее добраться до пункта назначения и избавиться от нас, поэтому ходили мы бегом и на ускорительных пенделях. Лехины друзья называли его нянькой, что не нравилось ему еще больше. Свою злобу он вымещал на нас с еще большей ненавистью. Козлина.
Школа из себя представляла огромное здание из красного кирпича, с высокими окнами и железными огромными лестницами, которые зимой превращались в каток, и можно было бы с легкостью ускорить свой спуск, чувствуя боль в заднице, берущей на себя весь удар скольжения по лестнице. Младшие классы были в отдельном корпусе, куда нас отводил Леха, а дальше он шел курить с друзьями за школу. Затем были уроки, продленка, и с того же места нас забирал наш путеводитель.
В нашей школе были два первых класса, и мы почему-то сразу начали друг друга недолюбливать. Мои одноклассники меня тоже особо не впечатлили. Какая-то кучка тепличных растений, выводящих палочки и крючочки на уроке письма и пытающихся читать по слогам.
Мне это было не интересно. Читать и писать я уже умел, ибо родители меня периодически отправляли к бабушке, где та радикально впихивала в меня новые знания. Я, конечно, сопротивлялся, но кое-что все-таки попадало в цель. Читать мне нравилось, а вот рисовать палки с крючками – нет. Я скучал и часто смотрел в окно, за которым через дорогу кипела самая настоящая жизнь. Там был рынок. Бурлящий и живущий. В классе же была тоска и смерть.
– Виталик! Что, там интереснее, чем здесь? – вернула мое внимание в класс учительница.
– Ага, Марина Леопольдовна.
– Так, Виталик, если ты не научишься рисовать крючки и палочки, то не научишься писать.
– Я умею писать, – буркнул под нос я.
– Да? Неужто? Иди-ка к доске и напиши свое имя.
«Вот, блин, чего пристала-то?» – подумал я.
Медленно встав, демонстративно отодвинув по полу стул, чтобы он погромче звучал и обозначил мой бунтарский дух, я поплелся в сторону доски. Взял мел. Красный. Я не хотел писать белым, как все. Долго, но верно я выводил буквы.
– Ну и почерк,