хоть немного отдохнет.
Очень много всего, падаю спать, как хорошо, что мы завтра еще весь день вместе.
Будем купаться и доедать арбузы.
Одесса, сентябрь 2000 года
С тех пор, как Алиса со своим Игорем переехали в прабабушкин дом, Дина стала полновластной хозяйкой комнаты.
Теперь, чтобы войти к ней, нужно было предварительно приоткрыть дверь и убедиться, что тебя по голове не двинет тяжелый рулон бумаги или что дверь в принципе откроется, а не уткнется в завалы папок и стопок рисунков и чертежей. Дина, как и Алиса до нее, проводила большую часть времени за столом у окна. Но если у старшей сестры нужные для работы вещи были аккуратно разложены и развешаны по комнате, и она не глядя протягивала руку и доставала нужный моток ниток или тесьму, у Дины в комнате царил хаос.
– Творческий беспорядок, – вздыхала Ханна Борисовна, когда ей приходилось, словно с кочки на кочку по болоту, перемещаться между стопками вещей.
– Бардак, – кратко резюмировал Юрий Викторович.
Удивительно, что Дина, как и сестра, могла не глядя протянуть руку – жесты у них были идентичны, хоть они о том не знали, – и вытащить из-под завалов необходимую вещь.
Со стороны Нахамкисов неслась привычная брань, хохота в этот день слышалось меньше. Обычно они орут как торт, думала Дина, быстрыми движениями набрасывая на листе бумаги чертеж. Или как слоеный салат. Слой такой, слой другой. Она на секунду замерла, покусывая длинную челку, потом рука с карандашом задвигалась в два раза быстрее. Хохот и брань, хохот и крепкие словечки, а наверху – всегда хохот… и тишина.
Дина ухмыльнулась: всегда понятно, что они делают, когда тишина, – на листе проступили очертания дома, у которого каждый этаж был немного не похож на предыдущий формой и размерами окон, – секс они делают, ага. Троих спиногрызов уже заделали, и выпирающий живот Нахамкис-жены намекал на то, что очередной малыш не заставит себя долго ждать.
– Се-кас, – вслух произнесла Дина, крайне довольная собой, и несколькими взмахами карандаша водрузила на дом покатую крышу.
Но сегодня что-то пошло не так. Торт не складывался, в нем явно не хватало слоев, во время которых Нахамкис-жена заливается смехом, откидываясь назад и сквозь ресницы поглядывая на обожаемого муженька, – Дина не могла это увидеть из своей комнаты, но отлично представляла, – брани было больше обычного. Наконец и женский голос включился в поток ругани и стал настойчиво возражать.
Дина не выдержала.
Она одним движением перемахнула через стол и подоконник и оказалась на балконе. Оттуда было видно открытое окно Нахамкисов, возле которого стояли супруги. Раскрасневшийся муж кричал:
– А я говорю, не встанет, там сантиметров сорок, не больше, и шо, ты хочешь-таки ту бандуру по лестнице впендохать сюды, шоб она у тебя в дверях застряла на повороте, чи шо? Надо доски урезать и по частям носить, и я потом на месте