конверт, она положила его на стол и вышла. Распечатав, вынул клочок бумаги, на котором аккуратным мелким почерком было написано следующее: «Будьте готовы к девяти часам утра, завтра за вами приедет Федор. Он доставит по назначению. С железнодорожниками не разговаривайте, сделайте прививки и возвращайтесь к Авдотье. Ночью Федор отвезет на станцию, поезд в 1.20».
Коротко и ничего не ясно. Собственно, зачем мне беседы вести с незнакомцами, подумал я. Глупые какие-то предостережения. Поскорей бы наступило завтра. ВЯ подписал мне отпуск, так что после командировки укачу в Сочи. Море, девушки в купальниках – что может быть лучше такого отдыха. Да, скукотища непроходимая… Авдотья Лукинична куда-то пропала, оставила меня без обеда. Приподнял полотенце, достал из тазика пирожок, выпил стакан молока, и мой желудок заурчал, просил добавки. Решил подождать хозяйку. Подошел к полкам, стеклянные банки стояли в ряд, разноцветный порошок был прикрыт крышечками из нескольких слоев марли, ни одной подписанной банки – интересно, как она их различает? Понюхал содержимое, запахло аптекой. Из сеней послышался стук, открыл двери и увидел Авдотью Лукиничну с мешком.
– С урожаем пожаловали?
– С ним, родимым.
– Давайте я Вам помогу.
– Табе энтого не осилить, тут знание нужно.
– А что там?
– Трава-мурава.
– Из сказки?
– Из лесу, – строго ответила Авдотья.
Она расстелила на топчане холщевые мешки, высыпала содержимое из мешка. «Трава как трава», – подумал я.
– Принеси для сабе табуреточку, посиди со мной.
Я быстро вернулся с табуреткой, сел с ней рядом. Она начала плести из травы что-то похожее на венок, потом запела тоненьким голоском:
Ты трава моя, травинушка, табе в гости позвала.
Дай мне силу, силу-силушку, не хворать мне никогда.
Ты лечи меня, лечи, всю хворобу изгони
С ветром, с пеплом улетай, говорю табе «прощай».
Венок был сплетен.
– Ловко Вы с ним справились.
– Ловко, Володя, брешут люди, а я плету быстро, сызмальства приучена. Тетка научила всяму, Царствие ей небесное.
Авдотья перекрестилась, повесила венок на гвоздь и накрыла марлей.
– Накрываете от мух?
– От людского взгляда, помирает, нечаво всем пялиться, как увядат она.
– Так трава у Вас тоже одушевленная?
– Все, что растет, – все живое!
– Интересно Вы трактуете.
– Трактуеть машина у Степаныча в колгоспе, больше помнёть, чем соберёть.
– Так легче же народу стало с техникой жить?
– Не знаю, не работала с машинами. Тольки знаю одно: вонь от них. Раньше люди все руками делали, душу вкладывали. А кака у машины душа? Не едал ты настоящего хлеба…
– А мне и этот нравится.
– Конешно, нравится, потому как другого не кушал. Ладно, Володя, обедать пора.
Мы вернулись на кухню, она достала чугунок из печи и поставила на стол. В алюминиевые тарелки посыпалась перловая каша.
– Мне много не кладите. Терпеть не могу перловку с детства, – проворчал про