впрочем, повезло гораздо меньше, чем Парижу. Кстати, почему, например, обстрел гуманитарной колонны в Сирии, при котором погибает 20 человек, должен считаться военным преступлением при наличии умысла и даже без оного, а преднамеренные бомбежки городов Германии в 1942–1945 годах, принесшие смерть миллионам мирных жителей (как это модно говорить – женщин, детей, стариков – именно в данном порядке), таковым до сих не то что не считается, даже не обсуждается сама идея? Ещё один вопрос не по теме – а почему жизнь старика в подобном случае по умолчанию ценится выше, чем жизнь девятнадцатилетнего пацана? Только потому, что пацана обрядили в военную форму, которую не доносил тот старик? Но это небольшое отступление в историю и политологию, да простит мне его дорогой читатель.
Ещё тогда Париж поражал огромным количеством иммигрантов из стран Африки и Азии, в основном, конечно, из бывших колоний Франции в Северной и Центральной части «чёрного континента». Я не шугался в сторону при виде пары чернокожих людей, в Ленинграде хватало студентов из Африки, и в нашем общежитии тоже имелось определенное количество. Нельзя сказать, что мы с ними дружили, но никто их не чурался, разговаривали, пели песни, смеялись над шутками. Наверное, одним из самых скромных и интеллигентных парней во всей общаге был нигериец Иса. Он всегда улыбался при встрече, не помню, чтобы хоть раз с кем-то поссорился, и был в числе первых в учёбе.
Но то студенты, а когда, войдя в довольно плотно набитый людьми автобус на бульваре Барбес, мы оказались единственными белыми людьми в нём, я почувствовал себя не в своей тарелке! И таких районов в Париже и особенно под Парижем в 1988 году имелось уже немало! В одной из французских комедий 90-ых годов незадачливый агент государственной спецслужбы попадает в лапы какой-то арабской мафии прямо в Париже. После допроса с пристрастием, дабы запутать следы, беднягу увозят на машине, потом на самолете, затем снова на машине и бросают посреди узенькой улочки посреди явно арабского города. Вокруг обычная восточная толпа, вывески на соответствующем языке. Растерявшийся агент спрашивает у первого попавшегося прохожего, где находится французское консульство. Тот глядит удивленно и отвечает: «Французское консульство? Оно здесь повсюду!» Ничего не соображающий спецагент бредёт дальше и выходит прямиком на какой-то шумный парижский бульвар… К сожалению, подобные ситуации вполне возможны, это тот случай, когда важнейшее из искусств отражает реальную жизнь.
Мне вспоминается, как жаловались нам пожилые французы – дети русских эмигрантов первой волны, построившие в начале 1960-ых годов дом в северном пригороде Парижа – Ольне-су-Буа. Обосновались они там ещё до нашествия приглашённых (поначалу приглашённых) алжирских гастарбайтеров – экономика бурно росла, а рабочих рук на производствах не хватало. Купили участок в тихом пригороде недалеко от станции электрички, а через 25 лет оказались жителями арабо-негритянского города с населением 80 тысяч человек. На платформе