но с ним стало «как-то проще».
Вечером Базаров сообщил Аркадию, что завтра уезжает «к батьке», и тот тоже решил вернуться домой. Он размышлял о том, что произошло у Базарова с Анной Сергеевной, пожалел, что расстаётся с Катей, а потом громко промолви: «Какого чёрта этот глупец Ситников пожаловал?»
«– …Ситниковы нам необходимы… Не богам же, в самом деле, горшки обжигать!..
…и тут только открылась (Аркадию) вся бездонная пропасть базаровского самолюбия:
– …То есть – ты бог, а олух уж не я ли?»
На следующий день они покидали Никольское, однако Аркадий решил ехать не домой, а к Базарову. В пути он попросил у Аркадия сигарку, но она показалась ему «не вкусна»: «Расклеилась машина». Он говорит о том, что они «очень глупо себя вели», что «лучше камни бить на мостовой, чем позволить женщине завладеть хотя бы кончиком пальца… Мужчине некогда заниматься такими пустяками…».
Двадцать пять вёрст показались Аркадию за целых пятьдесят. Наконец показалась небольшая деревушка, где жили родители Базарова, и вскоре он увидел отца: «Как он, однако, поседел, бедняга!»
Двадцатая глава. На крылечке господского домика стоял «высокий, худощавый человек, одетый в старый военный сюртук». Он обнял сына, когда «раздался трепещущий женский голос» и на пороге показалась старушка в белом чепце и короткой пёстрой кофточке. Она обнимала сына и «смотрела на него какими-то блаженными глазами». У Василия Ивановича «дёргало губы и подбородок». Арина Власьевна, три года не видевшая сына, отправилась хлопотать на кухню. Василий Иванович пригласил «господ» в свой кабинет, а сам побежал распорядиться о приготовлении комнаты для гостя. «Презабавный старикашка и добрейший… Такой же чудак, как и твой, только в другом роде», – сказал Базаров.
Аркадий выяснил, что «имение» принадлежит его матери, а душ у родителей всего пятнадцать. «И все двадцать две», – уточнил Тимофеич. Вернулся Василий Иванович, заговорил о делах в хозяйстве, о том, что старается «не отстать от века», несмотря на то, что он всего лишь «отставной лекарь»: «Я у вашего дедушки в бригаде служил… у Жуковского пульс щупал! Тех-то, в южной армии, по четырнадцатому… всех знал наперечёт», – обратился он к Аркадию. Беседа продолжалась около часа.
За обильным обедом Арина Власьевна опять «всплакнула», она не сводила глаз с сына и всё вздыхала. Василий Иванович рассуждал о политике, после обеда повёл всех в сад, «для того чтобы полюбоваться красотою вечера». Заметив, что Базаров зевает, предложил отправиться «в объятия к Морфею». Ему хотелось поговорить с сыном, но Базаров отослал его, сказав, что хочет спать. Но сам не заснул до утра: «Широко раскрыв глаза, он злобно глядел в темноту: воспоминания детства не имели власти над ним, да к тому ж он ещё не успел отделаться от последних горьких впечатлений».
Двадцать первая глава. Проснувшись, Аркадий увидел Василия Ивановича, работающим в огороде. На вопрос, давно ли он знает Евгения, Аркадий ответил, что они знакомы «с нынешней зимы». «Восторженная улыбка» не сходила