на нет. Еще с час я решала, каким из многочисленных парфюмов воспользоваться. И в конце концов выбрала апельсиновый аромат.
Я ужасно проголодалась, сожалела, что кузина отказалась от чая, утешала себя тем, что на балу обязательно будет угощение. И все ждала, когда же кто-нибудь за мной придет. Когда же раздастся стук в дверь и в комнате появится служанка, Голди или дядя. И скажет мне, что званый вечер начался. Встав у окна, я наблюдала, как из сгущавшегося тумана выныривали кареты; нимбы их огней проплывали мимо и растворялись в отдалении во влажной дымке. А за мной так никто и не приходил. Может, для почетных гостей существовали особые правила этикета, неизвестные мне? Может быть, мне следовало спуститься в зал самой? Но когда? В означенный час? Или с некоторым опозданием? На матушкиных уроках мы подобный сценарий не обсуждали.
Открыв дверь, я вышла из спальни и остановилась в коридоре – слишком ярко освещенном теперь. Электрические светильники пылали во всю мощь, однако вокруг царило полное безмолвие. Как странно! Мне надо было сообразить: никакого званого вечера не ожидается, раз не было приезда гостей. На мой стук в дверь Голди никто не ответил. Поколебавшись, я приоткрыла дверь; взгляд скользнул по золоту с белым, а нос защекотал запах жасмина. Но внутри никого не было. Должно быть, кузина уже спустилась вниз! Я заставила всех себя ждать! Наверное гости уже извелись от нетерпения.
Поспешив к лестнице и схватившись за перила, я все продолжала сокрушаться, что всех задерживала. Потом, закрыв глаза, я вдруг вспомнила, как матушка брала меня в гостиной за руку, обучая вальсу. «Это самый величавый танец из всех. Вальсирующая женщина способна очаровать любого, если выполняет все движения правильно», – говорила она с грустной улыбкой на губах и задумчивостью в глазах.
«Помни, кто ты, Мэй!»
Теплота воспоминаний и бальзам часто повторяемых матушкой слов изгнали из меня и волнение, и нерешительность. И я полетела по ступенькам вниз – на бал!
Глава вторая
Действительно припозднившись, я увидела в бальном зале больше людей, чем встречала за всю свою жизнь. Многие кружили вокруг высокой позолоченной статуи обнаженной женщины в центре зала. Из-за обилия народа мне не удалось рассмотреть ее как следует. Между колоннами в дальнем конце зала играл маленький оркестр. Клубы табачного дыма застилали позолоченную лепнину на стенах и парили около подсвечников, окутывая горящие свечи причудливо колеблющейся дымкой. Голди не ошиблась, сказав, что заказанных ею свечей достало бы, чтобы осветить всю улицу. Всполохи от высоких канделябров и золотых подставок искрились в запонках на рукавах мужчин, сверкали на цепочках их часов, окропляли блестками уши, шеи и запястья женщин. Букетами белых роз были заставлены все свободные поверхности; их аромат был очень выраженным, прямо густым.
Эта сцена сотни раз возникала в моем воображении, но реальность оказалась совершенно иной. Я ощутила себя чужой, сторонней наблюдательницей, которой чувствовала себя