детей.
– У многих, кто так или иначе следит за вашей жизнью, возникает вопрос – как вы все успеваете? Художественные произведения, работа на телевидении, преподавательская карьера… Что для вас главное?
– Если говорить глобально, то моя жизнь поделена на три части. Одна, начну с самого примитивного, посвящена заработку, потому что я должен кормить семью и трезво оценивать ситуацию с будущей пенсией (точнее, с тем, что у нас называется пенсией). Треть времени я трачу на то, чтобы самореализоваться и, как правило, это плохо сочетается с первым, потому что обычно дело приносит либо средства, либо дает эмоциональную отдачу. И, наконец, последняя треть – раз уж жизнь так распорядилась, что у меня есть некоторая известность, значит, я должен каким-то образом отплатить за это обществу. Так вот, я участвую в общественных проектах – это правозащитная деятельность в классическом смысле, не связанная с борьбой за личную власть, но связанная с отстаиванием прав другого, как священных и незыблемых.
Но чем бы я ни занимался, я занимаюсь словом. Так что кормит меня и поит, и радость мне приносит слово. Я литератор во всех возможных проявлениях. А дальше это может быть связано с телевизионным говорением, лекционной работой, написанием книг и так далее. В общем, все это разные проявления одного и того же.
– В одном из своих интервью вы говорили о том, что ваши дети учатся в обычных школах. Как вы подбирали для них учебные заведения?
– По географическому принципу. Когда росли старшие, мы жили в районе Октябрьского поля, была школа у метро, куда удобно было ходить из дома. Это была обычная школа с хорошими человеческими отношениями, незлобная. В части образования они добирали с преподавателями, которых я брал на поздних этапах, когда уже нужно было готовиться к поступлению. Эта школа дала ощущение социальной вовлеченности. Не избранности и не гетто для «золотой молодежи», а ощущение социальной среды.
Когда в школу пошли мои младшие дети, мы уже жили в другом районе, и они стали ходить во французскую школу на Арбате. Это спецшкола – одна из множества спецшкол.
– А что вы думаете о российских частных школах?
– Я не против частных школ, но в России их очень мало – чуть более 700, порядка 150 из которых находится в Москве и Санкт-Петербурге. Это так мало, что эти частные школы поневоле превращаются в сгустки золотой молодежи. Не потому, что они так хотят, а потому, что избранность поневоле заложена в их статус.
Если бы их были тысячи, десятки тысяч, тогда другое дело. Нормальная частная школа – это когда родитель платит за чуть более качественное, чуть более штучное, но такое же образование. И там дети – не дети миллиардеров, или дети абсолютной политической или какой угодно другой элиты, а просто дети среднего класса, родители которых способны заплатить.
Здесь мы снова вернемся к разговору о том, почему компетенции важнее знаний – знания всегда можно добрать, а компетенции сформировать в разы