так?
– Кажется, они пришли.
– Кто?
– Те, кого Мария называет Защитниками.
Ибрагим Ашотович не мог видеть, как человек в инвалидной коляске улыбнулся, но он знал это. Человек в коляске не мог не улыбаться. Ведь слова Султанова означали, что он был прав в их долгом и, как ему казалось, бессмысленном споре. И Белковский действительно улыбнулся, но только слегка. Улыбка тенью скользнула по его лицу и снова исчезла за густыми сдвинутыми бровями ученого-исследователя и в складках плотно сжатых губ, которые разжались, чтобы осторожно спросить:
– И как ты понял, что это они?
– Они сами об этом сказали.
– Это хорошо.
Губы снова сомкнулись. Стали тонкими, еле заметными.
– Но только я все равно не понимаю, – воскликнул Султанов, – как они могут помочь нам? Как они могут остановить конфликт? Ведь против них действуют такие страшные силы, такие организации, международные корпорации с огромным опытом, с безграничными возможностями. У них в руках целые армии, все СМИ под колпаком. О господи, эти СМИ! Слышали бы вы, что они говорят о нас в этом ящике, а у этих клоунов даже нет никакого оружия…
Султанов в сердцах махнул рукой, потом замолчал, подбирая слова, и наконец выдавил:
– Ведь действительно, одеты они, как клоуны какие-то! В черных кожаных штанах и старинных шлемах. Причем, каких? Один – в танкистском, а другой – летном времен Великой Отечественной. А их мотоциклы!
Они ревут, как дикие звери. Их слышно за версту. Нет, в это трудно поверить…
Ибрагим Ашотович замотал головой, отгоняя дурные мысли, поэтому не сразу понял смысл фразы, которую произнес Белковский:
– Просто поразительно, как иногда священные писания бывают точны в своих пророчествах и в то же время не точны в деталях!
– Что, – переспросил его хранитель музея, – что вы сказали?
– Да я все о том же, Ибрагим, – ответил Аполлинарий Владиленович, – о старинных текстах. Ты, надеюсь, не забыл, что я все-таки добрую половину своей жизни провел за изучением древних текстов и не раз говорил тебе, что степень угадывания событий в них, если, конечно, читать под определенным углом зрения, очень и очень высока.
Чайник закипел. Ибрагим с улыбкой разлил кипяток по чашкам.
– А, вы о Библии. Насколько я помню, всадников должно было быть четверо.
– Видишь, еще одна ошибка.
Султанов покачал головой:
– Честно говоря, я всегда относился к вашей теории скептически, но, наверное, это из-за того, что я не умею читать тексты под тем углом зрения, о котором вы говорите. Мне остается только поверить, ведь вы уже не раз доказывали свои слова.
Угол зрения был старой и доброй прелюдией к длинному разговору о прошлом, будущем и настоящем, за которым они часто в последнее время коротали короткую южную ночь. Если беседа затягивалась надолго, то
Ибрагим предпочитал не возвращаться ночью домой – это было опасно – а оставался ночевать у своего школьного учителя. Вот и сейчас, солнце уже практически сошло