Игорь Яковлевич Болгарин

Мертвые сраму не имут


Скачать книгу

на переговоры. В качестве агитатора. Дело, конечно, опасное. Но не намного опаснее тех, которые мне уже приходилось выполнять в белогвардейских тылах. Я думаю, я справился бы. На девяносто процентов там, в лагерях, люди, которые мечтают вернуться на родину. Они ждут не листовки, а живого человеческого слова.

      Дзержинский нахмурился:

      – Меня поражает ваше легкомыслие. Я поручаю вам ответственнейшее дело, а вы… Вы предлагаете мне… как это у вас, у русских, говорят: палить из пушек по воробьям.

      – Но кто-то же должен будет туда пойти?

      – Кто-то должен, – согласился Дзержинский. – Значит, кто-то пойдет. И вы его, естественно, хорошо подготовите. Вы не будете возражать, если вместо вас туда пойдет ваш хороший товарищ…

      – Кто?

      – Ну, скажем, Семен Красильников. Вряд ли вы скажете, что у него намного меньше опыта?

      – Но его здесь нет. Я отправил его в Евпаторию, чтобы он ненароком не попался на глаза Землячке. Он должен был ждать моего сигнала.

      – Он оказался непослушным, – улыбнулся Дзержинский. – Даже не так. Он пришел к Менжинскому, истомившись от безделья. И тот отправил его подальше от Землячки, сюда, ко мне. Хороший сотрудник. Он тут с товарищами недавно раскрыл в Мытищах небольшую, но зловредную контрреволюционную банду. Сейчас занимается зачисткой. Завтра-послезавтра вы с ним встретитесь.

      Вечером на квартиру к Кольцову пришел Гольдман с двумя пакетами в руках. Ставя на стол тот, что больше, объяснил:

      – Это тебе, Паша, презент от поклонника твоего таланта. Заметь, это его слова. Он что-то говорил…

      – Что это и от кого? – сухо и деловито обрезал его Кольцов.

      – Беня Разумович, ты его хорошо знаешь, велел тебе кланяться и передать все, что только смог найти в своей швейной мастерской. И еще он что-то говорил о двух его братьях-капиталистах. Но, честно, я не запомнил. Кажется, у кого-то кто-то родился. Сам выяснишь, если тебе это интересно. А в коробке, насколько я понял, полотенца, пододеяльники, простыни – словом, все, что в домашнем хозяйстве лишним не бывает.

      Затем рядом с подарком Разумовича Гольдман поставил еще одну коробку, поменьше:

      – У нас нет братьев-капиталистов, поэтому и подарок несколько скромнее. Тут вам с Иваном Игнатьевичем немного харчей, чтобы, неровен час, не померли в Москве с голоду.

      Лишь после этого Гольдман снял свою кожанку, повесил ее на спинку стула и присел к столу:

      – Примус не забыл, как разжигается?

      – А зачем?

      – Бурбон! В Москве, которая всегда считалась гостеприимным городом, прежде гостей хорошо кормили. Но ты – голытьба. Угости нас хоть нашим же чаем. Привыкай к московским традициям, – назидательно, но шутливо сказал Гольдман.

      – Пошел ты к черту! – рассмеялся Кольцов.

      – Понял. Разжигать примус тоже не умеешь. Ладно, я тебе помогу.

      Гольдман пошел на кухню и уже оттуда, через открытую дверь, сказал:

      – Герсон просил передать, что с патриархом Тихоном договорились.