набросал окурки в грядку у почтовой конторы. Годовалый ребенок в коляске с хрустальным кулоном соплей под носиком. Мимо прошел незнакомый мужчина, насвистывая I can dream, can’t I[6].
“А почему он не на работе?” – с внезапным раздражением подумала Рита.
Зеленый, несмотря на зиму, пригород внезапно показался неухоженным, колючим и негостеприимным. Люди смотрят на нее как на чужую, словно ее дом и ее гортензии вовсе ей и не принадлежат. Так, позаимствованы на время. А что ответить ему, когда он в очередной раз назовет ее расточительной? Ничего сложного, ответ готов: Ты даешь на хозяйство слишком мало. Неделя за неделей – слишком мало. Рита специально завела бухгалтерскую книгу, вписывала все расходы. Показывала Видалю: смотри, все до последнего пенса учтено, покажи, без чего мы могли бы обойтись? Как об стенку – нет, ты не заботишься об экономии, не умеешь вести хозяйство.
Ей не по себе в предчувствии неизбежной ссоры. День за днем, месяц за месяцем – на одну и ту же тему. Его красивые глаза леденеют. Постоянное недовольство стало третьим членом их семьи.
Еще этого не хватало – в щель двери вставлена записка без подписи.
Будьте любезны, не жгите мусор, пока я сушу белье. Простыни и наволочки пахнут дымом.
Она смяла записку, поставила до отвращения легкую сумку с продуктами на пол в прихожей и вышла на задний двор. Посмотрела на останки костра – холодные, черная лепешка золы и не прогоревших, обугленных комочков. Подошла к сарайчику на сваях, поднялась на пару ступенек и через забор заглянула в соседский двор. И в самом деле: натянуты две веревки, а на них белые сорочки, чулки, простыни, еще какие-то неопределенного вида тряпки.
Оказывается, она все еще сжимает в руке эту гнусную записку. Осмотрела свой двор – листья, собранные в кучу у забора, обрезанные еще на прошлой неделе ветки. Этого хватит. Через пять минут принесла вчерашнюю газету, разорвала на куски и сунула под неопрятный ворох. Костер разгорелся за несколько секунд, и в небо поднялся столб черного дыма от веток и типографской краски.
У Риты улучшилось настроение. Только этого не хватало – записки писать.
– Новобрачная. – Рита поделилась своим новым статусом с кофейной чашкой.
– А чем занимаются молодожены в медовый месяц? – спросила она кота. Тот сладко потянулся и коротко мяукнул. – Идут в горы на прогулку? Или греются на пляже?
Ей почему-то всегда представлялась Венеция с каналами и гондольерами под рекламно-синим небом. Но можно ли назвать это пределом мечтаний? Можно, конечно, но не то чтобы эта мечта была самоочевидной. Двадцать два года прошло с того вечера, когда Мейбл вытащила ее на танцы в Шеперд-Буш, – очень уж хотелось повеселиться, но идти одной как-то неудобно. И там-то и случилась эта встреча, благодаря которой она сидит теперь в новом для нее статусе законной жены. Сидит и сгорает от стыда в своей желтой кухне. Сидит и смотрит на первую страницу газеты. Могла бы и не смотреть: напечатанные даже крупными