кувшин с водой и бинты, у Вашей матушки начинаются схватки.
У меня перехватывает дыхание, слово «схватки» рождает в моей голове массу ассоциаций. Из спальни доносятся стоны. Сначала они приглушённые, затем нарастают, хочется даже заткнуть уши. В спальне мама, и она кричит, значит, ей плохо.
В каждом из нас живёт страх. Когда мы видим опасность, которой подвергается другой человек, то первым порывом бывает сжаться в комок и не высовываться, а не кинуться на помощь. Это потом, спустя какое-то время, мы начинаем по-иному оценивать ситуацию, убеждаем себя, что так нехорошо, что нельзя сидеть в своей собственной норе, наблюдая за тем, как другой человек попал в беду.
Я опираюсь на перила, сажусь на ступеньку лестницы, ведущей наверх, где находится спальня родителей. Мне не по себе, я вся дрожу.
– Лилиан! Скорее!
Мне кажется, что рядом со мной никого нет, но я совсем не замечаю, как ко мне подходит Бертран с кувшином и полотенцем. Бертрану шестнадцать лет. Это – мечтательный кудрявый юноша с удивительно живыми зелёными глазами, увлекающийся Монтенем и любящий приходить к нам в дом, а ещё больше любящий мою сестру Сесилию. Наверное, Сесилия тоже от него без ума, или просто делает вид, что он ей безразличен.
– Лилиан!
Бертран протягивает мне свою ношу.
– Не бойся. Возьми это и отнеси в спальню. Я бы сделал всё за тебя, но мне туда нельзя.
Совсем не замечаю, как прижимаюсь к Бертрану от переполнивших меня чувств, но он воспринимает это вполне нормально.
– Там будет много крови.
– А ты закрой глаза или сильно зажмурься.
– Нет-нет! Моя мамочка умирает! Как же я могу зажмуриться и думать, что ничего не происходит?
Бертран ласково треплет меня по плечу. Он чувствует себя взрослым, способным успокоить беззащитного человека. Он улыбается, показывая свои белые зубы, в его прекрасных зелёных глазах загорелся огонёк.
– Твоя мама не умирает. Она ждёт появления твоего братика или сестрёнки. Ты никогда ничего не слышала об этом?
Я мотаю головой.
– Никогда.
– И даже в школе при монастыре Святого Франциска?
– Даже в школе.
– Когда-нибудь ты узнаешь намного больше, чем тебе известно, а теперь иди.
Я беру кувшин, полотенце, поднимаюсь по ступенькам, дрожащей рукой дёргаю ручку двери, чтобы войти внутрь.
В спальне темно, хотя горит единственная керосиновая лампа и несколько свечей, наши служанки Августина и Нина суетятся возле маминой кровати. Я делаю попытку зажмуриться, как советовал Бертран, но у меня ничего не выходит, потому что мне друг становится любопытно. Искажённое болью лицо мамы мелькает среди вороха подушек, Нина протирает ей лоб, даёт ей напиться и проговаривает:
– Тужьтесь, тужьтесь, госпожа. Молли побежала за доктором Луи, скоро они придут.
Не успеваю я дослушать до конца, как ко мне подходит Августина, берёт из моих рук кувшин и полотенце.
– Лилиан, уходите, – говорит она.
Я знаю, она тоже испытывает страх, но старается скрыть своё состояние. Так