сестра Рут что-то вышивает на пяльцах и поёт. Увидев меня, она отрывается от работы, умолкает.
– Это Вы сейчас пели? – спрашиваю я.
– Тебе понравилось?
– Да. Мне показалось, – я не договариваю, обрываюсь на полу фразе.
– Что тебе показалось?
– Простите, мадам, я не хочу лезть в Вашу душу.
– Поверь, для меня крайне интересно твоё мнение.
– Интересно? – удивляюсь я, смотрю в переполненные чувствами изумрудные глаза сестры Рут.
– Потому что ты – не такая, как все. Ты необычная девочка. Так что же тебе показалось?
– Вы страдаете. Вы очень страдаете. Мне показалось, что Ваши слёзы изливаются не наружу, а внутрь и разъедают Ваше и без того израненное сердце.
После моих слов я вижу, как изумрудные глаза сестры Рут наполняются слезами. Она отворачивается к окну, чтобы не показать мне своей слабости. Но она берёт себя в руки, её кулаки сжимаются, она выдавливает улыбку, однако в глазах всё ещё гнездится глубинная печаль.
– Хочешь посмотреть на то, что я вышиваю?
– Хочу.
Сестра разворачивает ко мне пяльцы. На белой атласной материи среди ореола роз на меня глядит почти живой портрет незнакомого мне мужчины. У него светлые волосы, карие глаза и такая же светлая бородка. Никогда не думала раньше, чтобы с помощью обыкновенных ниток можно было столь живо запечатлеть человеческое лицо на куске материи.
– Кто это?
Сестра Рут вздыхает:
– Он умер давно-давно.
– Скажите, он был Вашим женихом?
– В это трудно поверить? Ведь со стороны я, наверное, выгляжу такой отчуждённой, такой далёкой. Матушка Антуанетта очень довольна моим аскетизмом и преданности Обители Св. Франциска. И никому ей даже не приходит в голову, что иногда мне просто хочется запереться в своём внутреннем мирке, выпустить из себя накопленную десятилетиями боль и навсегда освободиться от неё.
– Мадам, у каждого человека своя боль, и ему думается, что она во много раз превосходит все страданья человечества, вместе взятые.
– Мои страдания и боль, Лилиан, под этим чепцом, – говорит сестра Рут.
Я недоумённо смотрю на её высохшее от постоянной работы лицо. Никогда ещё в присутствии взрослых я не чувствовала себя такой смелой, как сейчас. Присутствие сестры Рут не давит на меня, наоборот, я ощущаю свободу, когда вдруг тебе хочется довериться человеку, пожить его жизнью, не будучи отвергнутым и оскорблённым им же самим.
– Что Вы имеете в виду, мадам? – спрашиваю я.
Она откладывает пяльцы и неожиданно для меня снимает с головы белоснежный чепец. Густые пряди седых волос ниспадают на её худые плечи, на складки чёрной монашеской ризы. У меня перехватывает дыхание. Сестра Рут делает неудачную попытку улыбнуться.
– Не пугайся, Лилиан. Ты права, настоящие раны вот здесь.
Она показывает на своё сердце.
– Они очень глубоко, и вряд ли когда-нибудь исчезнут, не оставив ни следа.
Не отрываясь, я смотрю на её седые волосы, у меня перехватывает дыхание.
– Но Вы же