но девушка просто развернулась и зашла в подъезд. В щечку – это, конечно, ничего такого не значит, но всегда его вдохновляло, поощряло за проведенное время и давало намек на будущие более тесные интимные события. Такая теплая и влажная награда. Но сегодня она явно обиделась и лишила его даже этой малости.
По дороге домой он обмусоливал мысль, которая внезапно влетела в его голову и прочно там обосновалась. Дима пытался понять, почему в парке она говорила, что Фома в нее влюбился и пытается ухаживать, но шансов нет, так как не читает книг совсем. Сегодня Оля крикнула, что он бывший и они гуляли, пусть без чувств, но гуляли! Бывший! Да и парни в универе явно считали Фому больше чем просто влюбленным в Ольку приятелем. Зачем она соврала? И когда соврала – в парке или сегодня? Был он ее парнем или правда просто назойливый поклонник, какие у них отношения были?
Ещё он обдумывал её слова про книгу. Паренька больше нет, в могиле лежит, а она волнуется о книжке с её пометками, как будто бумажные странички с красиво придуманным текстом и реальная жизнь приятеля Фомы – это одно и тоже. Да и сукой то зачем называть, он же мёртв, о мёртвых либо хорошо, либо никак. Хотя, может она просто не знает этой догмы.
Ольга уже по привычке следила через окно подъезда за уходящим Димой. Как только он отошел на необходимое расстояние и скрылся из виду, она выскочила из здания и быстрой походкой, на всякий случай иногда оглядываясь, направилась обратно к месту гибели Фомы.
Подойдя вплотную к ограничительной красно-белой ленте, немного подумав, она достала из заднего кармана джинсов бумажный лист, сложенный несколько раз, и кинула его рядом со сломанным кустом смородины.
Веточки, обломанные упавшим телом, засохли и висели, указывая на место трагической смерти молодого человека. Огромное пятно крови земля давно впитала, и лишь эти ветки кустарника напоминали о страшном происшествии прошлой недели.
На бумаге красовалась надпись, написанная черной ручкой аккуратным девичьим почерком и с красиво нарисованными красным цветом завитушками у заглавных букв, словно из старинной рукописи.
Записка без подписи гласила: «Нет, ты совсем не мой Айвенго. Ты больше похож на Исаака из Йорка, если вообще понимаешь, о чем я».
Старшая сестра
Now I know I’m being used
That’s okay man ’cause I like the abuse
Well, I know she’s playing with me
That’s okay ’cause I’ve got no self esteem
(The Offspring – “Sel esteem” – 1994)4
Толпа парней, по обыкновению, стояла и курила у входа в университет. Кто-то смеялся, кто-то излишне громко и нецензурно объяснял проведенные выходные, а кто-то просто курил, понимая, что совершенно не готов к грядущей сессии, которая уже совсем скоро.
– О, а вот и Весло гребет, – крикнул Мама. – Опаздываете, мил человек.
Ребята совершили ритуал рукопожатия с подошедшим, последним был Дима.
– Димон, давай отойдем, тут тебе кое-что передали, – произнес Весло почти шепотом.
Отойдя на пару метров от компании, он вручил Диме запечатанный конверт,