что ты говоришь! – обрадовалась Лариса,– выздоровела?
– Видимо не совсем, но надежда есть.
– Слава богу. А откуда ты узнала?
– Федор депешу прислал. Говорит, она хочет с нами увидеться.
– Соскучилась? Это хорошо. Интересно посмотреть на парижанку. Вот уж не думала, что Фёдор Маховец способен писать письма. Мог бы позвонить.
– Наверное, он не хотел, чтобы она его слышала. Он просит нас быть поделикатнее.
– Так она с ним приедет или с родителями? Они, кажется, там жили?
– С ним. Мать умерла через полгода после её приезда в Париж – от рака, между прочим. Всё-таки эта болезнь наследственная, хотя не все медики это признают. Отец нашёл себе другую, француженку. Эдакую бабулю с пуделем.
– Про пуделя тебе тоже Фёдор написал?
– Нет, это мои домыслы. Я в кино видела французских бабусь.
– Я не пойму. Нина столько лет больна, а Фёдор всё так же её любит, так же предан? Ухаживает, на руках носит?
– Не знаю. Хотя насчет ухаживаний… Сиделки, наверное, были. Она ведь не любит,когда её жалеют.
– Не любит, я помню. Она его даже к себе в больницу не пускала, когда считала, что плохо выглядит. Дурочка… Лично я бы так не смогла.
– Это потому, что ты всегда хорошо выглядишь, Лариса, – напомнила подруге Татьяна, – так, значит, договорились? Когда она приедет, мы её навестим.
Надо будет привести себя в порядок, подумала Татьяна. Постричься, что ли? Или волосы осветлить? Рядом с Ларисой надо соответствовать. Она всегда была красивой. Самой красивой среди симпатичных девчонок в классе. И описывать эту красоту бессмысленно, потому что она была неописуемой. Лариса Гурич не была яркой блондинкой, как современный киноидеал, у неё не было огромных глаз в пол- лица, но ещё ни одна женщина, а тем более ни один мужчина не усомнились в её красоте. Что бы она ни делала, о чём бы она ни думала, она была красива. Пользовалась она косметикой или нет, прятала свои глаза под большими солнечными очками или открыто смотрела прямо на вас, она была одинаково красива. Никакой дождь, ветер или снег не могли испортить её причёски – волосы лежали всё так же, очаровательной волной. Как это удавалось Ларисе, Татьяна не могла понять.
Ещё в школе, в седьмом классе, она пыталась было ей подражать. Лариса начала так укладывать волосы, что девчонки смотрели на неё с завистью. Таня была до того наивной, что не сообразила: Лариса накручивает волосы на бигуди, но не на мелкие, от которых на голове получается баранья шевелюра, а на крупные. Так Лариса довольно долго обманывала не только подружек, но и учителей.
И вот Таня однажды села перед зеркалом и начала манипулировать со своими волосами, чтобы они лежали, как у Ларисы. Но ничего не получалось. Она их и мочила, и взбивала, и закалывала шпильками, надеясь приучить волосы лечь в нужном направлении… Всё напрасно! Все способы перепробовала, не догадалась только накрутить свои пряди на бигуди. Время было такое: все были скромными, в школе даже не красились, а чтобы курить, как сейчас, об этом вообще не могло