с людьми из селений ушли все полукровки вслед за альвами. Думаешь, по своему желанию они бросили нажитое имущество и любимые семьи?»
Из горьких воспоминаний Изибил выдернул журчащий голос старшей дочери.
– Вот вода, – Сайофра посмотрела на измученную думами и заботами мать.
Женщина непроизвольно дернулась от этого голоса, который всё больше становился похож на тот, что свёл её с тропы много лет назад. Похожий на звучание лесного ручья, он проникал глубоко в душу и затрагивал давно похороненные фрагменты постыдного прошлого. Она в который раз окинула взглядом Сайофру, стараясь долго не смотреть в раскосые бледные глаза – те, что околдовали глупую девчонку в Чёрном лесу.
– Тебя не дождешься! – мать всплеснула руками. – Ступай на выпас.
Изибил проглотила нахлынувшее воспоминание о той ночи, перенесшей молодую девушку в чертоги небывалого счастья и удовольствия. О таком не тоскуют! Нечеловеческий облик отца Сайофры по сей день не давал покоя, но уже не от приятной истомы, а от леденящего душу страха за будущее своей семьи. Изибил знала, что рано или поздно он вернется, чтобы забрать то, что принадлежит ему.
Сайофра послушно отправилась выгонять скот на выпас. Открыв хлев и взяв в руки прут, девушка покрикивала на животных, которые с большой неохотой выходили за пределы двора. Как только последняя овечка, истерично блея, покинула грязную землю хлева, Сайофра пошла вслед за стадом к полям, находившимся недалеко от реки Карус.
Наблюдая за размеренным шагом животных, девушка думала о произошедшем возле Священного леса. Ей почудилось шевеление в кустах, но подойдя ближе, Сайофра не обнаружила ничего, кроме лежащей под цветками зверобоя маленькой дудочки размером с ладонь. Брать чужие предметы из леса строго запрещалось. Друиды говорили, что это могут быть заколдованные вещи скрытых народов, живущих под камнями, в холмах, в стволах деревьев или даже в пещерах. Сайофра не могла объяснить, что заставило её взять чужеродный предмет. Спрятав дудочку в кармане платья, девушка пригнала скот к реке и села на большой камень около кустов смороды, за которыми начиналась опушка Священного леса. Клятвенно пообещав себе отдать странную вещицу друиду Андекамулу, она подняла лицо к летнему солнцу и улыбнулась, чувствуя, как тепло разливается по всему телу.
Коровы довольно мычали, срывая сочную луговую траву, напитанную дождями. Эти поля селяне любили. Для заготовки сена они подходили мало, а вот для выпаса – вполне. Здесь можно было не бояться нападений диких животных или кровожадной нечисти на пасущийся скот, так как селение находилось в двадцати шагах от луга и просигналить о беде не составляло особого труда.
Облака медленно плыли над макушками вековых деревьев. Казалось, они сейчас грузно осядут на острые сучки сосен, где и застрянут на долгие-долгие годы. Попеременно то закрывая, то открывая солнце своими пушистыми телами, облака создавали иллюзию полосатого неба – то пасмурного, то ясного. Деревья шумно перешёптывались. О чем они говорили?