или сильно больного человека. Если мы эту Сущность счастья занесем в ад, то от этого ничего с Ней не произойдет, оная не померкнет, и Сущность останется самой же собой. Дело тут в ином: остается только как можно сильнее очистить свое естество радости от инородных вкраплений, что и происходит постоянно в самом человеке, в природе его физиологии, в его душе во время Таинства исповеди, в процессе тягостных работ и в истории становления цивилизации вообще. Абсолютно очищенная радость – это и есть само естество человека и переживание экстаза в самом чистом виде.
Поэтому нет ничего важнее очищения, и так как Божественную радость ничем заглушить или разрушить невозможно, то Бог постоянно искушает нас, посылает очищающие испытания, разрушает в нас все то, что разрушается, чтобы мы радовались только Тому, что разрушению не поддалось, – одному Им непорушимому вечному. Все в природе Вселенной живет только этим процессом движения к Богу – очищением. Отсюда все иные стремления людей Севера. Если есть счастье в Нем, то не имеет смысла все остальное, кроме одного – создать условия для того, чтобы эта жар-птица вечной радости не выскользнула из рук, и в то же время не обжечься бы о нее (в этом природа эволюции научно-технического прогресса). Именно поэтому древний северянин создавал комфорт не телу своему, а в первую очередь душе, процессу ее богообщения (к примеру, древний строил величественные сооружения для поклонения усопшим – процесс строительства, то есть сам тяжелый физический труд в процессе строительства, создавал этот комфорт). Он создавал комфортное бытие абсолютному подобию Ему, то есть удобства для пребывания в естественной себе радости. Им создавались условия важной составляющей для полноты богообщения – комфорт для тела молящейся души. Как бы продолжал дело эволюции становления организма, в коем все стремится к улучшению работы головного мозга. В этом же прообразе, если в душе все хорошо, что-то остается комфорту телесному, но, опять же, в пределах духовного счастья. В этом и в этих границах политэкономия и эволюция общественных отношений, что и выразилось в государственности как иной форме монастырского уклада жизни.
С чем мы имеем дело ныне? Нам рассказывают о Голгофе Христовой, перечисляя все те ужасы, кои пришлось испытать Сыну Божьему в эти страшные дни. Боль утрат, лишения, предательство, избиения, пытки и все остальное. А славянину открылось совсем иное – то, что Христос об этом даже не думал, а переживал и молился за тех, кто Его распинал. Древний славянин увидел не кошмар несправедливости, а то, что злоба и обида не закрались в сердце, – это потенция жизни, важная составляющая практики выхода из себя во время тягот несения бремени повседневности, к определениям коей мы постепенно подойдем в этой книге.
Как Царство Небесное выражено в мировосприятии древних славян? Древние люди, чтобы познать мир, познавали самих себя и, познав себя, познавали мир. Тут очень важно изначально правильно расставить все акценты. Человечество