Джонс склонился над рабочим столом и сделал аккуратный разрез в куске тонкого картона – готовил модель декорации к клубной постановке «Спасенной Венеции». Потом отложил бритву и посмотрел на Перегрина. – Можешь нарисовать ее?
– Попробую.
Перегрин помнил перчатку совершенно отчетливо и нарисовал приличный эскиз.
– На вид похоже, – кивнул Джереми. – Конец шестнадцатого века. Крой соответствует. Петелька. Вышивка. Сужается к запястью. А кожа?
– О, мягкая, словно сама нежность. Желтая, сморщенная – и очень-очень старая.
– Допустим, перчатка елизаветинской эпохи или яковианской, но письмо может оказаться подделкой.
– Зачем? Никто не пытался на нем заработать.
– Тебе это не известно. Ничего вообще не известно. У какого приятеля Кондусис купил это все?
– Он не сказал.
– Кто такая «М. Е.», чья дражайшая бабушка настаивала, что перчатка принадлежала Барду?
– Ну что ты меня спрашиваешь? Сам ведь помнишь, что прапрабабушке она досталась от миссис Дж. Харт. И что Джоан Харт…
– Урожденная Шекспир, которой брат завещал носильную одежду. Да. Этакие подтверждающие подробности, которые добавляет любой мошенник. Разумеется, все это нужно отдать экспертам.
– Повторяю, я так и сказал ему. Сказал, что стоит обратиться в музей Виктории и Альберта. А он снова посмотрел на меня странным взглядом – хитрым, испуганным, пустым, не знаю, как описать, – и я заткнулся.
– Само по себе подозрительно! – Джереми улыбнулся другу и сказал: – Жаль, не видал я!
– Ну, в таком случае… Вас бы дрожь взяла.
– Все может быть[4]. Что мы знаем про Кондусиса?
– Ну, точно я не припомню, – ответил Перегрин. – Неслыханный богач, это понятно. Однажды в воскресном приложении про него была статья. О том, как он терпеть не может публичности, бежит ее, как Грета Гарбо, и заставляет мистера Гульбенкяна с завистью смотреть ему вслед. И как он отказывается от увеселений, и что он, возможно, и есть сказочный анонимный филантроп. Мама, говорят, русская, отец – англо-румын.
– А откуда все его деньги?
– Не помню. Нефть, как всегда? Называлась статья «Мистический Мидас», и там была его фотография – как злится и пытается сбежать от камер на ступеньках своего банка. Я читал в приемной у стоматолога.
– Не женат?
– Думаю, нет.
– Как вы расстались?
– Он просто вышел из комнаты. А лакей сказал, что подана машина, которая доставит меня домой. Отдал мне мою ужасную вонючую записную книжку и сообщил, что одежду отправили в чистку, а там признали не подлежащей восстановлению. Я спросил насчет мистера Кондусиса, и слуга ответил, что мистеру Кондусису звонят из Нью-Йорка и он «вполне поймет». Я уловил намек и убрался. Наверное, нужно послать письмо с благодарностью, да?
– Пожалуй. И еще он владелец «Дельфина» и намерен театр снести, а на его месте построить, наверное, новое чудище в Саут-Банке?
– Он «обдумывает» эту идею.
– Пусть этой идеей и подавится.
– Джер, –