предмету. Представляешь ли ты себе, что можно жить блаженно и не найдя истины, лишь бы только ее искать?
– Я отнюдь не представляю этого, – отвечает Тригеций, – но ведь я на этом и не настаивал.
– А вы, – спрашиваю я у других, – как думаете?
Тогда Лиценций сказал:
– Мне кажется, что можно, потому что те наши предки, которых мы знаем, как людей мудрых и блаженных, жили достойно и блаженно только лишь потому, что искали истину.
– Благодарю, что выбрали меня судьей вместе с Алипием, которому, признаюсь, я стал было завидовать. Итак, поелику одному из вас кажется, что блаженная жизнь может быть достигнута одним только исследованием истины, а другому – не иначе, как ее обретением, Навигий же незадолго до этого заявил, что хочет перейти на твою, Лиценций, сторону, то я с нетерпением ожидаю услышать, как вы будете защищать свои мнения! Ибо предмет этот – огромной важности и заслуживает самого тщательного рассмотрения.
– Если это столь серьезный предмет, – заметил Лиценций, – то для его исследования требуются весьма мудрые мужи.
– Не ищи, – говорю, – и особенно в этом городе, того, что и вообще нынче трудно сыскать. Лучше поясни смысл сказанного тобой, сказанного, полагаю, не наобум, и ответь, на каком основании ты таким образом мыслишь. Что же до твоего замечания, то, думаю, и малые люди могут возрасти, когда исследуют великие предметы.
3. Лиценций сказал:
– Так как ты, я вижу, настойчиво побуждаешь нас вступить в состязание, то позволь спросить, почему бы не мог быть блаженным тот, кто ищет истину, хотя бы ее и не нашел?
– А потому, – отвечал за меня Тригеций, – что от блаженного мы ждем совершенства и мудрости во всем. Тот же, кто еще только ищет, несовершенен. Поэтому я решительно отказываюсь понимать, почему ты выставляешь такого блаженным.
Тут Лиценций решил сослаться на авторитет предков, на что Тригеций благоразумно возразил, дескать, предки предкам рознь. Тогда первый и говорит:
– Считаешь ли ты мудрым Карнеада?
– Я не грек, – отвечает Тригеций, – и знать не знаю, каков был твой Карнеад.
Лиценций:
– Ладно, в таком случае, что ты думаешь о нашем знаменитом Цицероне?
После долгого молчания Тригеций согласился, что Цицерон был мудр. Обрадовался Лиценций:
– Итак, – говорит, – его мнение по данному предмету имеет для тебя хоть какой-нибудь вес?
– Имеет.
– Так выслушай, если подзабыл, что он говорил. Наш Цицерон полагал, что блажен тот, кто исследует истину, хотя бы и не был в силах ее открыть.
– Где же, позволь, ты это вычитал?
На что Лиценций:
– Разве тебе не известно, что Цицерон особенно настаивал на том, что не существует достоверного чувственного восприятия, а коли так, то мудрому ничего не остается, кроме тщательнейшего изыскания истины, так как, если бы он принял на веру то, что неизвестно, то никогда не смог бы избавиться от заблуждений, а это со стороны мудрого – величайшая ошибка! Поэтому: если мудрого следует считать блаженным,