Её сочувственный взгляд, утончённость и недоговорённость медленно убивали меня. Что-то непостижимое, ускользающее и тем не менее драгоценное, было в ней.
Однажды мы заглянули в известное заведение, бывшее местом встречи русских художников и поэтов. Здесь пил кофе Владимир Маяковский, который запечатлел – запечатал навечно это кафе в своём стихе.
Париж,
Фиолетовый,
Париж
В анилине,
Вставал
За окном
«Ротонды»
Лицо Грозы стало ликом Грёзы: «Именно эти стихи я тебе напоминала, но ты не реагировал, а ведь они для тебя».
А надо рваться
В завтра,
Вперёд,
Чтоб брюки
Трещали —
В шагу.
Мне пришлось приложить немало усилий, дабы не заржать жеребцом, вспомнив приятеля, сумевшего прочесть эти строки без пафоса: «Чтоб джинсы трещали в паху». Были две причины, заставившие меня наступить на горло собственному смеху: Гроза ещё недостаточно владела русским, но уже достаточно мной. Это исключало всякие «гусарские» шутки, которые пришлось бы долго и нудно растолковывать, видя в «грозовых» глазах неземную тоску и слышать вздох о том, что где-то есть другая жизнь. Вот, что значит иметь дело не просто с биологом, а астро. Остро чувствует и ещё острее пронзает моё сердце фразой-шпагой: «Я так верю в тебя, что тебе ничего не остаётся, как стать гением». А мне хотелось просто жить. Зачем узнавать новое, пугающее своей новизной, неизведанностью? Куда спокойнее вернуться к успокаивающим излюбленным повторениям. Разве в буре есть покой?
В утробе неба слабо светился зародыш солнца.
Милосердный дождь аккомпанировал звукам моего рояля. Я исполнял для неё свои старые, известные всем мелодии. Но трепета её души не чувствовал. Тогда рискнул сыграть что-то новенькое. Гроза вдруг встрепенулась, подняв голову к люстре и, превратив глаза в брызги хрустального света, спросила: «Это Бизе?» Ничего более унизительного в своей жизни мне не приходилось слышать.
– Если имеешь в виду пирожное на блюде, то угадала, – закипая, ответил я.
– Нет, я думаю о Жорже Бизе. Невозможно сопротивляться покоряющей прелести его музыки.
Мне жаль, что, умерев так рано, в 36 лет, он не узнал, что его «Кармен» покорила мир. «Черт возьми, а меня ей не жаль доставать своим Бизе?» – подумал я, теряя голову. Не разряжаясь раздражением, любезно, до приторности, ответил:
– «Кармен» – не его. Ты, конечно, мне не поверишь и помчишься в Национальную библиотеку Франции в поисках истины. Я тебе помогу. Посмотри оригинал гитарной пьесы испанского композитора Себастьяна Ирадиера, и ты сама убедишься, что Жорж Бизе её полностью содрал. Не надо так переживать, лучше вспомни нашу поездку на Кубу. La Habana (исп.) – днём и ночью живущая музыкой. Очень естественно твоя походка превратилась в танец, потому что в Гаване даже камни мостовой стонали от страстной музыки любви. «Хабанера» – само