ужас не одному поколению студентов. Мы, после столкновения с ее «Основами педагогики» на первом курсе, четко усвоили, что с Гиеной шутки плохи. Хотя бы потому, что она не умела шутить.
– По какому поводу собрание? – тихо поинтересовалась она. Гиена говорила всегда очень тихо, но почему-то ее всегда слышали все. Вероятно, причиной тому было нежелание не то, что издавать звуки, когда она находилась рядом, но даже дышать.
Все, даже брутальный Толик, мгновенно стушевались. Даже Алена, до того вальяжно занимавшая стул с грацией королевы, довольно быстро встала с торопливостью, недостойной даже прачки из трущоб.
– Я спросила – по какому поводу собрание?
Видно было, что Стас хотел ответить, но слова рассыпались у него где-то на пути от гортани к глотке, и он, сделав сложное движение челюстью, промолчал.
– Кто староста группы?
– Он на экзамене сейчас… – наконец-то решилась ответить Маша.
– Где проходит экзамен?
– Триста шестая аудитория…
– Замечательно. В таком случае, Зелинская, сейчас пойдете туда и скажете комиссии – от моего имени, что пока ваш староста отсутствует, его группа ведет себя отвратительно и срывает сдачу экзамена второго курса.
Да-да, Гиена любила подобные вещи, прозвище она получила не просто так. Унижать студентов, желательно – по нескольку человек оптом, для нее было высшей наградой. Деньги и подобного рода эквиваленты с неуспевающих она не брала категорически, до швыряния в лицо и вызова декана, поэтому экзамен у нее превращался в пытку для любого, кто имел счастье ей не понравиться. Если честно, я не помню, чтобы ей хоть кто-то нравился, а следовательно – пытка приобретала коллективный характер.
Маша, сгорбившись и опустив голову, направилась к дверям. Такой несчастной я ее еще никогда не видел. Все молчали. Даже рослый Толик, на две головы выше ее, сейчас казался маленьким и беззащитным. Хорошего настроения как не бывало, зато тонкие губы Гиены изогнуло что-то, приблизительно напоминающее улыбку. Она довольна. Одернула прежде времени и некстати обрадовавшихся студентов.
– Маша, стой.
В то же самое мгновение мое лицо стало объектом такого интереса, которого не удостаивалась, подозреваю, даже Джоконда в Лувре. Вероника и Лена даже рты приоткрыли.
– Хотите пойти вместо нее, Шульгин? – осведомилась Гиевская, прищурив глаза. Подобный прищур у нее всегда появлялся перед очередной, особо выдающейся, пакостью. В душе шевельнулся старый страх, который года три назад ой как часто не то, что шевелился – бился в судорогах, стоило мне зайти в аудиторию, где проходила ее лекция.
– Мария Михайловна… – Я помолчал, подбирая слова. – Сейчас идет госэкзамен, у всех нервы на пределе. Пять лет этого ждали, переволновались. Зачем сейчас обострять ситуацию? Зачем злить комиссию? Вы хотите, чтобы наши ребята не сдали?
– А вы хотите вылететь из института перед вручением диплома?
– А вы можете это организовать? –