субъекту утвердить свои предпочтения перед другими и даже заставить их «захотеть того, что он хочет сам».
Лишь в последние годы это измерение силы нашло свое отражение в российских дискуссиях. Если свести понятие «мягкой силы» к ее оперативной функции – возможностям мобилизации политических элит и общественного мнения стран-партнеров в поддержку российских целей, то новым независимым государствам – Молдавии, Украине, Казахстану, Киргизии, Беларуси, а также Грузии, с их балансирующим на грани народным хозяйством, с их нередко расколотой, во всяком случае сомнительной национальной идентич-ностью, – действительно трудно следовать курсом, противоречащим взглядам России. Эстонии и Латвии удалось нейтрализовать потенциал русскоговорящей пятой колонны через бегство в НАТО и ЕС, но и они хорошо научились учитывать в своих политических планах предвидимую реакцию России, – гораздо лучше, чем, скажем, Польша или Чешская Республика. В 2007 г. авторитетное исследование Европейского Совета по международным отношениям пришло к неутешительному выводу: «Россия не стала ближе Европе. А в своем отношении к суверенитету, силе и международному порядку она двигалась в противоположном направлении».
Тут Россия располагает дополнительными, нетрадиционными средствами, которые были продемонстрированы ею во время осады эстонского посольства в Москве членами молодежной организации «Наши» и кратковременным саботажем Интернета в Эстонии. Своей риторикой о «зонах привилегированных российских интересов», практикой экстратерриториального предоставления российского гражданства и санкционирования «законом об обороне» от ноября 2009 г. повсеместной защиты российских соотечественников Москва давно перешагнула границу «жесткой силы». Речь здесь идет уже не об экспериментах с «мягкой силой», а о классических примерах для учебника под названием «Как не завоевывать себе друзей».
В соседних государствах – бывших советских республиках консолидация обретенной национальной идентичности затрудняется прежде всего наличием значительных этнических русских меньшинств. Даже новые члены НАТО, такие как Латвия, испытывают постоянные проблемы с интеграцией русско-язычного населения. Нельзя недооценивать складывавшиеся поколениями и перешагивающие через новые границы семейные связи, так же как и значительные миграционные потоки гастарбайтеров из соседних южных республик. С этой точки зрения русский как язык общения в СНГ выступает инструментом неоимперской внешней политики, становясь носителем образов русской истории, образцов идентификации и стандартов политической культуры.
Восстановление Русской православной церкви в ее исторической функции опоры государства расширяет возможности политического влияния, прежде всего в славяноязычных регионах. Выступления государственной церкви против ползучего упадочничества секуляризированной