у края поля, которое уходило вниз и терялось в темноте у реки. Через реку тянулся мост, подвешенный в вышине на канатах. Когда мы шагали по мосту, я медленным, но решительным движением сжал Её ладонь и заставил взять меня под руку. Она подчинилась, смущённо глядя под ноги.
Индейская женщина рассказывала, что Её мама – оппозиционер со стажем и до сих пор ходит на московские митинги. Она показывала мамины фото в мобильнике: та позировала на фоне взрывных политических лозунгов. Каждый из них мог стоить уголовного дела, потому за свою маму Она боялась и мечтала перетащить её в Литву. А чтобы свить семейное гнёздышко окончательно, моя скво хотела получить литовское гражданство.
Когда я спросил про отца, любимая замялась, выдавив фразу о том, что они давно не видятся. Из вежливости я эту тему закрыл и спросил о профессии. Оказалось, в молодости Она окончила Московский музыкальный институт и сейчас в Вильнюсе давала частные уроки фортепиано. Одной из учениц была Анечка. Изысканность этой женщины, подкреплённая музыкальным образованием, приводила меня в восторг. Я со своей консерваторией за плечами был Ей почти коллегой и мы понимали друг друга с полуслова. Но окончательно Она меня сразила, когда стала сыпать литературными цитатами.
– Всё будет хорошо! – говорил я.
– Всё будет правильно, на этом построен мир, – парировала она словами Булгакова.
Она была моим отражением, моей копией в женском обличье, до каждой мизерной чёрточки, до каждой живой молекулы. Мне тоже хотелось блеснуть и я запел песню на литовском: "До тебя самый длинный путь. О, моя печаль…" Затем я перевёл спетое на русский. "Как же это красиво и просто", – тихо сказала Она и взяла меня под руку крепче.
Когда мы были на тёмной поляне, я нашёл в кармане булку. Грызть её моя спутница, ясное дело, отказалась. Зато положила булку под ель: "это животным, пусть поедят". Наш вечер казался беззаботным, и всё же я ловил в Её глазах тайную грусть: когда нам за 40, мало ли бывает поводов? Я старался Её веселить, вспоминая анекдоты. Но кроме пошлятины в голову ничего не лезло. В какой-то момент Она справилась со своей грустью, приняв равнодушный вид.
– Ты интересный, у тебя много женщин, – сказала Она без сожаления, будто хирург, поставивший диагноз.
– Ни одной! Они все обычные, а ты – нет.
В полутьме Её глаза округлились: "но ведь для здоровья нужен секс…". Остановившись у пустой лавочки, я глядел недоумённо. "Ты свободный мужчина. И если есть свободные женщины, то не вижу проблем", – добавила Она деловито. Услышанное не вязалось с образом возвышенной музыкантки и любительницы русской литературы. Но потом я подумал, что это – маленькая женская провокация. Индейская женщина меня проверяла, желая убедиться в моей верности. Наверное, было немало мужчин, причинивших Ей боль.
С юных дней мы сжигаем массу времени в пустом флирте, думая, что это лишь игра. Мы делаем интимные намёки тем, кто нас не любит. Ведём откровенные переписки с чужими мужьями и жёнами, считая, что это не измена. Ложимся в кровать с чужими любимыми, уверяя себя, что имеем