французского, испанского, португальского, ретороманского, сардинского, румынского и молдавского.
На площади св. Марка русская речь слышна повсюду, особенно возле бутиков, откуда вываливаются увешанные сумками и торбами от Гуччи-Шмуччи новые русские (так раньше были увешаны сосисками и мешками люди в «колбасных» поездах).
Впрочем, не новые (те спускаются на вертолетах и подплывают на подлодках), а полуновые полурусские. Или на четверть новые и на восьмушку русские. Или совсем не новые и вовсе не русские… В общем, наши люди.
Встречались и отдельно спешащие куда-то женщины с продуктами и детьми, явно не туристки, а тут живущие:
– Я Валерика только успела покормить – и опять на работу.
– Мне в магазин еще переть…
Наверное, русское крепкое слово «переть» произошло от латинского per, то есть – «в направлении», «на»: per Venezia = «на Венецию, в сторону Венеции».
Мясная мешанина на стенах католических храмов. Бесконечные розочки-виньетки, венки-завитки («красивое»), жирная сытая обильная позолота – словом, отрыжка богатства. Животное месиво гипса, мрамора, сусала.
Как все это чуждо строгой духовности православных храмов со скорбными ликами икон! И как чуждо самому Христу, ходившему с посохом и в рубище! Увидь он холеных епископов с гаремами мальчиков, стены храмов в мишуре – он бы ужаснулся! Изгнал бы их из Дома Божьего!
В нашей компании было всякой твари по паре: православные, католики, еврей, протестант. У всех свое мнение. Зять-Коньятто (протестант) сказал мне на ухо, указывая глазами на разодетого в тоги гладкого епископа:
– Если бы Христос видел его, он бы возопил: «Что надо тут этой обезьяне?» Я преклоняюсь перед православием, которое стоит, а не сидит в храмах! Фантастико! У папы мордочка злой хитрой лисицы, замашки поп-звезды и прошлое гитлерюгенда. Унико! Белиссимо!
Но тут грянул из купола органный аккорд, от которого сперло в зобу и пересохло в горле. И Бог потек по медным трубам, проникая во все живое, заставляя взглянуть на себя в жизни, среди живых и мертвых, спросить у совести, спокойна ли она.
Венеция разрушается, потому что ее подтачивают подводные волны от моторок и катеров, разрушают фундаменты домов. После моторок и прочего так называемого технического прогресса (после которого сразу наступает духовный регресс) развал Венеции пошел быстро и неостановимо.
Но Венеция не только стара и подагрична физически, она еще и огромный дом престарелых – молодежь уходит из города (по разным причинам). За последние десять лет население уменьшилось вдвое за счет оттока молодежи, не желающей быть официантами и продавщицами, а также из-за цен на жилье – жилых домов все меньше, а те, что есть, ремонту не подлежат.
Город-призрак, город-понт, где люди – статисты в туристическом цирке.
Истинная душа города умирает уже пять веков, не в силах сопротивляться духу наживы и сувенирных лавок. Дешевая романтизация Венеции привела к ее реальной гибели.
На