стали мы с ними знакомиться. Гид чо-то опять напрягся, будто слепнем укушенный, а я говорю: «Это Ира, она была мне дочь, сейчас жена»… О, Боже, вздрагиваю, с чего это я закарамазил? Гид заиграл желваками. И вдруг явно старший старец радостно – да, радостно, ни молекулки фалыпака! – произнес: «Чудо!» С таким восторгом и радушием он слово это произнес, что аж всего меня – душу и тело, истерзанное в прошлом безжалостной гиперактивщиной, – вновь окатили те же, как в Крыму, мурашки золотые и серебряные. Такое никогда не забывается. Был постный день, но старцы нас попотчевали винцом церковным, свежим хлебушком, позабыл, чем еще. Говорили о том, что природа чуда явно связана с любовью к верующему человеку его ангела-хранителя, а любви все возрасты покорны, и о красотах Святой земли.
– А было в вашей жизни то, что понимаете как ошибки?
– Самые важные ошибки: покупка в 79-м новой «тойоты», просто седана без кондишена, а не хетчбэка. Затем во время нашего первого путешествия по Штатам в Ванкувере на горстоянке у нас стырили «форд-торэс» и сожгли его какие-то крысы поганые, полно которых и в Канаде.
И покупая новый еврофольксваген, я, мудак, не вспомнил о дизеле.
Такие вот ошибки, а за все остальное судьба и Ангел, надеюсь, на меня не в обиде.
– А какие жизненные случаи, вспоминаясь, вас забавят?
– Вот, Сергей, пара удивительнейших случаев в моей жизни. Ира придумала название нашей фирмы: «Писатель-Издатель». Я сам издал пару своих книг – было кому бодануть скромные их тиражи.
Однажды в Нью-Йорке прихожу в книжный маг «Черное море» – получить кое-какие денежки. Жанна, хозяйка, тут же говорит: «О, Юз, подпишите дюжину ваших “Рук!” Очень прошу!» Отвечаю: «Всегда!»
Подходит ко мне дама средних лет. Прибарахлена дорого, но безвкусно. Лицо ее явно привыкло к немедленному выполнению всех ейных желаний. «Разрешите, – властно говорит, – вас поприветствовать». «Всегда!» – весело отвечаю и всей группе даю автографы. Пожимает она мою руку по-мужски, то есть ужасно крепко, и тут же объявляет: «Сейчас, товарищ Юз, НАМ дважды очень важны все ваши книги, спасибо за данную “Руку!”».
До сих пор хохочу, вспоминая. Тогда началась перестройка. Вскоре «Шансон» зазвал меня выступить в Кремле. Я рот раскрыл от неожиданности, захлопал ушами, – тут же потряс меня смех, перешедший в нервозный хохотунчик. Выходит дело, я, злобный антисоветчик, ярый враг недоразвитого социализма, и зовут меня такого исполнить – между прочим, не в баре, а в Кремле!!! – песенку про большого ученого и «Окурочек», гитара – мой друг Макар. Мы славно выступили, народ нам «бурно поовачил». Вручили что-то тяжелое и бронзовое. Все это чертовски удивило. А вообще-то я умею смеяться даже при неудачах и зряшных попытках депрешки вывести меня из себя.
– Вас иногда сопоставляют с Лимоновым из-за того, что вы оба легко и вольно внесли в прозу табуированную лексику.
– Сопоставление узковатое и не точное – мы разные. Мне еще в Москве крайне была неприятна его вертлявая личность. Общений с ним чуждался,