в одну точку. Всех секретов в сети, конечно, не раскрыто, но и того, что я накопал после встречи с первым псионом, мне хватило. Драться с двумя противниками, которые могут одновременно нанести удар в одну точку и синхронизировать свои действия, не заботясь о собственной безопасности, равносильно самоубийству. Победить их у меня нет ни единого шанса, поэтому я делаю нестандартный ход. Прыжок в сторону, с целью прикрыться одним из нападавших и прямой выпад ножом в его голову.
Мой удар блокирован ножом противника, и он, сделав рывок в мою сторону, пытается попасть мне в живот. Чудом изогнувшись, пропускаю удар рядом со своим телом, от чего неприятный холодок пробежал по спине, но главного я добился, заставил противника открыться, а точнее, открыть свою руку, чем я и воспользовался. Резкая смена хвата с прямого на обратный и удар вниз в район локтя соперника. Нож пронзает сочленение скафандра как масло и перерубает кость, отчего рука повисает, а нож падает на пол. Но противник не останавливается и бросается мне в ноги, с целью схватить меня здоровой рукой и дать возможность напарнику зарезать меня. Этого я ожидал, так как моя способность видеть рисунок боя вернулась ко мне, и я смог чётко увидеть, что произойдёт дальше. Поэтому я успеваю подпрыгнуть, подогнув ноги, и когда раненый имперец проносится подо мной, отталкиваюсь от него и бросаюсь навстречу второму противнику.
Но тот не готов к такому повороту, так как действует в связке с напарником, и направляет их псион. С лёгкостью отклоняю руку с ножом своей левой рукой в сторону и, когда противник пролетает мимо, бью с небольшим замахом себе за спину и чувствую, как нож входит в спину противника. Пусть и не глубоко, но явно задевает позвоночник, что полностью выводит его из строя. Как только оба противника становятся для меня неопасными, я метаю в образовавшуюся в настиле от моих выстрелов дыру, последнюю гранату. Она, крутясь, улетает в сторону псиона, которого опять пытаются прикрыть два имперца. Взрыв откидывает всю троицу, а у меня появляется секунда, чтобы передохнуть. Боль в левой руке заставляет меня взглянуть на неё, и я вижу, здоровый кусок мяса, срезанный во время схватки с запястья. Но бой ещё не закончен, и мне нужно завершить начатое, вернув нож в ножны на поясе, я, подойдя, поднимаю с пола обе укороченные винтовки и начинаю стрелять в то место, где пытается подняться псион. Но, когда в плаще появляются рваные прорехи размером с футбольный мяч, я замечаю скафандр, в который облачены имперцы. Сосредотачиваюсь на видении рисунка боя и, определяя несколько желтоватых зон, начинаю поочерёдно стрелять в них, сбивая с псиона концентрацию и не давая ему подняться. Оба прикрывших его охранника, тяжело ранены и уже практически мертвы, а псион продолжает пытаться управлять ими. Моя стрельба явно ему не нравится, и он не может мыслить трезво, поэтому я не останавливаюсь, хотя и понимаю, что обойма в обеих винтовках скоро опустеет.
Лежащие на моей площадке раненые имперцы пытаются подняться, но тот, что