со склонов холмов и наперегонки взбегали обратно – почти забытые развлечения в век современных технологий.
А еще это была возможность побыть с Зоэ, которая так отдалилась от отца, что он никак не мог ее нагнать. После постановки диагноза она прошла весь стандартный спектр эмоций: гнев, обида, поиски виноватого. Это было абсолютно нормально, по словам врача, у которого они консультировались. Про себя Адам только радовался, что Зоэ быстро перешла к принятию и научилась вовремя делать себе инъекции. Он гадал, может, отчасти в отчуждении Зоэ сыграло роль ее решение самостоятельно справляться с проблемой – она теперь постоянно стремилась все делать сама, но коль скоро у нее все получалось, Адам не возражал. Лишь бы дочка была здорова и счастлива.
Иногда он жалел, что к детям не прилагается учебник для одиноких папаш. Пока Зоэ и Зак не докучали ему расспросами о своей матери, Сьюзен, но Адам сознавал, что не сможет всю жизнь уходить от ответов. В Зоэ накопилось много неприятия и раздражения, особенно по поводу недоверия папы к соцсетям, но Адам запрещал это не из деспотизма и вовсе не считал дочь незрелой; на самом деле ему хотелось подольше держать детей в неведении. Правда могла растерзать им сердца; абсолютная честность могла выставить его в глазах детей дурным человеком, и Адам боялся навсегда лишиться их уважения.
Приехав домой, он сел с ноутбуком за круглый стол в столовой и открыл окно, чтобы по комнате танцевал прохладный ветерок. Адаму не хватало кондиционера, который так легко включить, если жарко. В этом коттедже будет хорошо зимой, но в летние месяцы он буквально раскалялся, как чертова сковородка.
Ландшафтный архитектор, Адам любил свою работу и общение с клиентами и коллегами, но такие дни, как сегодняшний, когда можно без помех сосредоточиться, составить смету расходов и подготовить чертежи для нового проекта, были редким праздником. Адам справился гораздо быстрее, чем ожидал; часам к четырем ему стало нечем заняться. Утром он предложил детям встретить их из школы, но и Зоэ, и Зак хотели пройтись с друзьями, и Адам чувствовал, что настаивать не стоит. Ему это было не по душе, но сегодня он, так и быть, смолчит.
Перекусив на кухне, он отправился в библиотеку общих вещей поглядеть, все ли готово к вечерним курсам.
Когда его попросили помочь на открытии, он согласился, хотя его первой реакцией на идею Дженнифер было «это никому не нужно» и «затея вскоре лопнет». Видимо, в нем говорил накопившийся негатив, потому что пока все шло как нельзя лучше. В поселке только и разговоров было, что о библиотеке вещей, когда Адам гулял по Кловердейлу, брал пинту пива в местном пабе или читал местную газету, где тоже не обошли вниманием новое начинание.
Дженнифер призналась ему по секрету – ей хотелось, чтобы Кловердейл стал иным. Она надеялась, что местные жители вновь начнут останавливаться поговорить друг с другом, и из кожи вон лезла, чтобы привлечь к делу и Адама. Она упросила его провести сегодняшние занятия, и, хотя первым побуждением Адама было отказаться, Дженнифер ему импонировала. Он оказался