в ее и без того драную шкуру, а котенок уже перепрыгнул с шиповника – на сирень, а с сирени – на высокую березу, где его было не достать.
– Ну погодите! – крыса погрозила Молокоту кулаком, развернулась и понеслась обратно. Время, конечно, ушло, но вряд ли птенец сможет спрятаться так, чтоб она его не нашла.
Однако же и тут крысу ждало горькое разочарование.
Едва она высунула нос из-под куста, откуда-то сверху на нее спикировала разъяренная мама сорока!
– Я тебе покажу! – надрывалась она, наскакивая на крысу и долбя ее плечи и спину острым твердым клювом. – Я тебе покажу, пошли со мной! Я тебе покажу, дам жука! Разбойница! Разбойница! Убирайся!..
И старой крысе ничего не оставалось, как убраться восвояси, пока цела.
Малокот и Молокот наблюдали за судом и расправой, сидя на ветке яблони. Конечно же, Малокот сразу разгадал военную хитрость брата, и, пока тот отвлекал злодейку, разыскал и позвал сорочью маму. Ведь взрослые птицы никогда не улетают далеко от подросших птенцов, пока те учатся летать: воспитывать в детях самостоятельность, конечно, нужно. Но без присмотра надолго оставлять их пока еще не стоит!
А рядом с братьями на ветке сидел гордый птенец. У него наконец-то все получилось.
– Ну, как жук-то, вкусный? – легонько подтолкнул его плечом Малокот.
– Еще бы, – отозвался тот и важно добавил:
– Благодарю вас. Но нам с мамой, наверное, пора лететь?.. А, мам?.. Пора?..
И он ловко оттолкнулся от ветки и вспорхнул, ровно и красиво хлопая крыльями, совсем как большой.
– Приходите к нам в гости! – прострекотал он, обернувшись к котятам на лету. – Полетаааааем!..
Чем опасны творог и кефир
Пришел июль. Листва на деревьях потемнела и запылилась, одуванчики сменили золотые платья на пуховые шубки. К полудню становилось так жарко, что разморенные котята дремали в кустах до самого вечера – даже шалить было лень. Но если Малокот с огромным удовольствием катался по траве, подставляя горячим лучам свой худой желтоватый живот, то Молокот что ни день, то глубже забивался под нижние ветки снежноягодника и что ни день, скучнел.
– Ты чего, – спрашивал его братишка. – Ты не заболел?
– Нет, – хмуро отвечал тот. – Но если так пойдет дальше, точно заболею.
– Да ладно тебе! Разве можно простыть в такую жару?
– Простыть нельзя! А вот скиснуть – очень даже можно!
– То-то я и вижу, что ты все киснешь и киснешь!..
– Да ты ж ничего не понял! Я же… я же от такой жары по правде скиснуть могу.
– То есть как?
– Очень просто, как молоко скисает от тепла! Превращусь в кефир…
– Ооооой!
– Да кефир еще что! Ну, буду рябой, не гладкий, настроение унылое… Потом, глядишь, дядя Пес меня потихоньку слижет, а старушка молочка подольет – выправлюсь… А вот если прохладнее не станет, тогда…
– Тогда что?
– Тогда все! Творогом стану, и конец! Творог – он же разный бывает, хорошо,