страны, пока не оказались на побережье Согнефьорда.
Этот фьорд окончательно добил Фридриха – такого он никак не ожидал увидеть. Раскинувшийся на многие десятки миль, полноводный, широкий, словно Дунай, извилистый, как тропа в горах, которыми он окружён, со множеством ответвлений и рукавов, этот фьорд стал одним из самых больших чудес, когда-либо виденных им. Именно тогда Фридрих почувствовал, что наслаждается, нет – упивается – жизнью. Ему захотелось жить, долго-долго, и непременно счастливо, обрести душевное спокойствие, к которому он почти приблизился, и завести, наконец, семью, которая стала бы ему наградой за все лишения и скитания. Тогда он ещё не ведал, что близок к цели как никогда.
Они двигались вдоль Согнефьорда пару недель, на ночь разбивая палатку и разводя костёр или просясь на ночлег в редких деревушках, встречавшихся по пути. Наконец, они достигли одного из самых больших рукавов – Неройфьорда.
– Если пожелаешь – можем свернуть, – молвил Нильс, почесав за ухом, – он заслуживает того, чтобы на него взглянуть.
– А потом куда?
– Потом? Можно через горы и озёра до Христиании доплестись. А оттуда уже к себе в Германию поплывёшь!
– А много ли путь займёт?
– Не волнуйся, к концу августа поспеем. Как раз поглядишь, как иссякнут водопады и как фьорды начнут готовиться к зимовью. Увидишь всё развитие жизни за одно лето – и как она нарождается, и как готовится к смерти.
Доверившись проводнику, Фридрих, не мешкая, согласился. Пройдя вдоль Неройфьорда, они оказались в огромной долине, простиравшейся на многие мили во все концы. Из неё они стали карабкаться вверх по склонам гор, чтобы преодолеть Мюрдальский хребет. Фридрих настолько свыкся с таким стилем жизни и так приноровился управлять своей лошадью, что теперь подъём чуть ли не по отвесным скалам его ничуть не пугал. Взобравшись на хребет, они продолжили свой путь, как вдруг однажды произошло то, что и перевернуло всю жизнь молодого барона.
Нет, он не сорвался в пропасть и не переломал себе руки-ноги, он не остался без проводника, похищенного троллями, обитавшими в окрестных пещерах и не лишился лошади, павшей от изнурительного подъёма. В один из ясных солнечных дней Нильс вывел его к удивительной красоты водопаду, несшему свои могучие воды куда-то в расщелину, словно в преисподнюю. Этот водопад не был похож ни на один из тех, что в таком великом множестве посчастливилось Фридриху уже созерцать. Он был много прекраснее и внушительнее, наверное, хотя бы потому, что возник вдруг, словно ниоткуда, причём Фридрих оказался ровно перед ним, посередине, видя то место, откуда он низвергается, но не видя того места, куда он уносится. Он стоял перед водопадом, словно заворожённый, один-одинёшенек, потому что Нильс поспешил забрать лошадей и отойти в сторону.
Ему показалось, что так простоял он почти вечность. Ежесекундно покрываясь новым слоем бодрящих брызг, Фридрих закрыл глаза и наслаждался,