кайзером.
– Все свободны, кроме адмиралов Бенеке и Шмидта, их я прошу остаться для уточнения некоторых деталей боевых задач их эскадр.
Командующий кригсмарине терпеливо дождался, когда все вызванные им командиры покинут его кабинет, ведомые Вольфом, и только потом энергичным жестом предложил оставленным флотоводцам присесть за маленький стол, на который заботливый адъютант Киршоф аккуратно выставил три маленькие рюмочки с янтарным коньяком.
Предстояла доверительная беседа, в которой Шеер собирался раскрыть своим собеседникам весь замысел начинающейся операции. На столь высокую степень секретности адмирал пошел, желая исключить любую утечку информации на сторону раньше времени. Бенеке и Шмидт разом оценили особенность момента, поскольку за все годы совместной службы «железная маска», а именно так звали за глаза сослуживцы адмирала Шеера, никогда на службе так себя не вел. Оба разом обратились в слух, понимая, что сейчас услышат нечто необычное.
Немного раньше этих событий первый лорд адмиралтейства пригласил к себе в кабинет командующего Гранд-Флитом адмирала Джеллико. За день до этого на заседании палаты общин Черчилль с большим трудом сумел отбить яростные нападки своих оппонентов, недовольных недавними не совсем удачными действиями британского флота. Вспоминая погибших моряков, многие из выступающих парламентариев явно добивались отставки морского лорда, но опытный лев британской политики сумел отстоять не только свое кресло, но и голову адмирала Джеллико.
Поздоровавшись с моряком, Черчилль жестом предложил ему сесть и немедленно стал буравить его колючим взглядом британского бульдога, присматривающегося, как лучше укусить свою жертву.
– Знаете, сколько гневных эпитетов в ваш адрес я выслушал прошлым днем, адмирал? Я не считал их, но поверьте на слово, их было ничуть не меньше разрывов немецких снарядов в Ютландском бою. И что самое интересное, их говорили те же люди, которые с пеной у рта славили ваш стратегический гений после вашей тогдашней победы. Как скоротечна людская слава и сколь изменчивы люди, а в особенности политики, – проговорил хозяин кабинета, неторопливо раскуривая свою очередную сигару. Черчилль все еще не остыл от вчерашней схватки в парламенте и желал отыграться на адмирале.
От сказанных слов у Джеллико на лице проступили красные пятна гнева, и он яростно заерзал в кожаном кресле, звучно протестуя против людской несправедливости. Уинстон не обратил на адмиральские трепыхания ровным счетом никакого внимания и, сверля свою жертву бульдожьим взглядом, продолжил свою речь:
– Мне стоило больших трудов, адмирал, убедить депутатов в ошибочности их взглядов на положение дел во флоте его величества. Огорченные большими потерями, они страстно желали наших с вами голов, Джеллико, и в этом желании им было очень трудно отказать. Сам я всегда готов подать в отставку с занимаемого поста, несмотря на все свои многочисленные труды и старания, направленные